Более самобытный римский живописец придумал свою сложную трактовку романтической истории, дополнив ее некоторыми прагматичными деталями (ил. 98
). На скалистом берегу моря фигура Андромеды в центре, ее руки прикованы цепями к скале, у ног стоят погребальные предметы. Слева внизу устрашающе поднимается голова зубастого морского чудовища, но выше мы видим Персея, летящего на помощь Андромеде (на нем крылатые сандалии, благодаря которым он смог справиться с Медузой). Однако Персей не сразу накинулся на монстра. Он хотел быть уверенным в своей награде. Поэтому художник изобразил его еще раз (справа), рукопожатием скрепляющего сделку с отцом Андромеды: если он спасет девушку, то получит право жениться на ней. Следовательно, панно намекает на несколько эпизодов, как и некоторые архаические изображения (Одиссей, ослепляющий Полифема, ил. 23, или Медуза, рожающая детей до того, как ей отрубили голову, ил. 24), но она отличается от более ранних примеров тем, что художник повторяет фигуру главного героя, а не сжимает множество событий в один образ.Другой пример постепенного смещения интереса можно наблюдать в истории о Финее и гарпиях. За некую провинность – предания трактуют ее по-разному – Финей был поражен слепотой, а кроме того, боги наслали на него отвратительных гарпий, которые крали всю его еду и распространяли зловоние. Когда к нему прибыли аргонавты, чтобы получить сведения, которыми, как они знали, Финей обладал, он согласился им помочь в обмен на изгнание гарпий. Те были известны своей невероятной быстротой, но, к счастью, среди аргонавтов тоже оказались герои, славившиеся проворностью. Ими были двое сыновей Борея, северного ветра. Вызвавшиеся избавить Финея от гарпий, они быстро и ловко их прогнали.
(101
) Персей обезглавливает Медузу, Афина наблюдаетКраснофигурная аттичная пелика
Роспись: Полигнот
450–440 гг. до н. э.
Метрополитен-музей, Нью-Йорк (фонд Роджерса, 1945)
На внешней поверхности кубка VI века до н. э. (ил. 99
) изображена довольно веселая погоня: двое сыновей Борея с обнаженными мечами преследуют женщин-гарпий, бегущих к морю, волны которого плещутся в левом углу росписи. Все четверо показаны с крыльями и в стремительном полете. Финей же, облокотившись, возлежит на изящной кушетке справа, в окружении трех женщин, которые были, видимо, бессильны помешать гарпиям воровать еду и гадить.Совершенно иная тональность вазописи начала V века до н. э. (ил. 100
). Хотя мерзкие гарпии кружат и порхают, как осы или комары, унося пищу Финея, основное внимание смещено на удрученное состояние их бедной жертвы, сидящей в дальнем левом углу. У страдальца закрыт глаз, что указывает на его слепоту, но гораздо красноречивей его жестикуляция, растопыренные пальцы, которыми он тщетно пытается отогнать или схватить своих мучительниц, каждый раз безнадежно промахиваясь. Жалкое зрелище беспомощного слепца. Этот сочувственный образ вопиюще контрастирует с удобно устроившимся спокойным Финеем, возлежащим на роскошно декорированной кушетке на рисунке 99.Переосмысление чудовищ
Смена пристрастий, которая изменила способы представления мифов, также могла оказать значительное влияние на облик чудовищ, по крайней мере некоторых из них. Страшная Медуза уже задолго до конца V века до н. э. претерпела трансформацию (ил. 101
). Если художники VI века до н. э. наперебой старались придать ей самый отвратительный облик, то этот гротескный образ полностью утратил свою актуальность в поздние периоды, когда интерес к большинству мифологических чудищ угас, а уродство вообще старались избегать.На вазописи середины V века до н. э. (ил. 101
) изображена спящая крылатая женщина. В ее лице, обращенном к зрителю в три четверти, нет ничего страшного, оно красиво и естественно настолько, насколько мог выразить художник того времени. Тем не менее мужчина отрезает ей голову так же осмотрительно, как и Тесей, отрезавший голову отвратительной Медузе (ил. 95), отворачиваясь от нее. Именно эта осмотрительность позволяет идентифицировать сцену, узнать в мужчине Тесея, а в спящей женщине – Медузу, несмотря на то что ее лицо полностью соответствует эстетическим представлениям классического периода. Слева стоит Афина, божественный помощник (как и Гермес на ил. 95), которую не страшит гипотетически ужасное лицо Медузы.Художнику пришлось проявить изобретательность, чтобы выразить вкус эпохи, отвергшей гротеск, и в то же время ясно показать, какой миф он проиллюстрировал. Решая эту сложную задачу, он пошел на компромисс: изобразил горгону с приятным лицом и придал характерную позу Персею, отводящему от нее взгляд. Хотя мы видим на Персее крылатые сандалии и крылатую шапку, которые помогают его идентифицировать, эти атрибуты не уникальны для него. Только поза Персея и его действия дают верный ключ к разгадке сюжета, несмотря на смягченный образ Медузы.