Точисский отложил ручку, подошел к окну, отсюда хорошо видно отроги старых Уральских гор, поросших лесом, и верхнюю часть поселка. Если посмотреть чуть в сторону, то можно разглядеть дом Воротинцевых, где квартировали Точисские, реку Белую, разделившую поселок на две части, и трактир, где в дни получек шумели подвыпившие мастеровые…
С эсерами приходилось сталкиваться часто. Однажды на митинге во дворе заводоуправления, где присутствовало тысячи полторы рабочих, когда Точисский говорил о том, что война, которую ведет Временное правительство, и после февраля не потеряла своего империалистического характера, потому как власть в стране продолжает оставаться в руках буржуазии и помещиков, на крыльцо вскочил взбешенный Поленов. Резко, чуть ли не истерично он обвинял Точисского и большевиков в измене, заявляя, будто они не имеют Родины и продались вместе с Лениным немцам. На что Павел Варфоломеевич спокойно, твердо, ответил:
— Старые басни, Поленов. У большевиков есть Родина, потому что для них Родина — это прежде всего народ, во имя которого мы выступаем за немедленное прекращение империалистической войны. Эта война нужна господам капиталистам, интересы которых вы, эсеры, начали так усердно защищать.
Проснулся Точисский рано. В своей жизни Павел Варфоломеевич даже не помнил такого утра, когда бы он поднялся позже заводских гудков. Даже служба конторским чиновником не поколебала устоявшейся привычки.
Точисскому нездоровилось. Накануне, после выступления на митинге, простудился, хлебнув холодной ключевой воды. Александра Леонтьевна предложила отлежаться, но Павел наотрез отказался: сегодня заседание комитета, а он, председатель, будет валяться в постели.
Когда вышел на улицу, солнце едва взошло. Яркие лучи заскользили сначала по отрогам гор, перекинулись на поселок. Теплый ветерок, набегавший с юга, играл в кроне деревьев.
Миновал Павел трактир. С утра в нем посетители редкие, народ собирался к вечеру. На прошлой неделе заглянул Точисский в трактир. За столиком, у стены, местные либералы разговаривали громко, на вошедшего не обратили никакого внимания.
— Поразительно, господа, — басил приезжий из столицы чиновник с пышными бакенбардами, — в Питере страстная борьба партий и никакого порядка.
— Если бы только в Питере! — поднял палец адвокат. — Возьмите наш Белорецк: эсеры, меньшевики, большевики!
— Господа, — снова раздался бас приезжего, — вы слышали о марксистском устремлении отдать государственную власть в мозолистые руки мастеровых?
— Стоять у кормила государства? Ха-ха! — Адвокат весело рассмеялся. — Уморили!
— Не скажите, не скажите, — вмешался в разговор учитель с жидкой бороденкой и высокой плешью. — Знавал я и из рабочего люда рассудительных.
— Послушайте, — чиновник укоризненно покачал головой, — не большевик ли вы случаем?
— Я ни к большевикам, ни к меньшевикам, ни к социалистам-революционерам отношения не имею, — обиделся учитель. — Я за конституционную монархию.
— А меня, господа, в нашем Белорецке вполне устраивают социалисты-революционеры, не мешают нам жить, — сказал адвокат.
Сколько уж таких разговоров наслышался Точисский, но не с этими же болтунами в спор вступать. Точисский выпил чаю и покинул трактир.
У заводских ворот Павел повстречался с Березиным,
— Поторопимся, в литейке Михайлов ораторствует, — сказал тот.
Когда Точисский вошел в цех, инспектор по надзору, взгромоздившись на верстак, перед которым собралось человек сто литейщиков, выкрикивал:
— В трудный для отечества час мы выражаем доверие Временному правительству.
Грузный, с глазами навыкате инспектор подкреплял слова взмахами руки. «Вот тут и потолкуем», — подумал Павел и громко спросил:
— А как по вопросу земли и мира? Что скажете о войне?
— Доверие по всем вопросам, гражданин Точисский.
Павел легко вскочил на верстак, встал рядом с Михайловым:
— Товарищи, инспектор ратует за доверие Временному правительству. Давайте-ка с вами порассуждаем.
— Давай! — согласились литейщики.
— Рабочие и крестьяне совершили революцию во имя свободы. А получили они ее? Освободились пролетарии от гнета фабриканта и заводчика? Отдали крестьянину землю? Нет, ничего рабочие и крестьяне не получили. До тех пор, пока власть в руках буржуазно-помещичьего Временного правительства, рассчитывать на изменение положения в стране нечего. Кто поддерживает Временное правительство? Меньшевистские и эсеровские лидеры. Значит, и они гнут буржуйскую сторону!
— Павел Варфоломеевич, он нам о войне плел, — раздался чей-то голос, — мира, говорит, не ждете, покуда немца не победим.
Точисский сказал уверенно:
— Большевики настаивают на справедливом мире. И ни о каком наступлении на фронте помышлять нельзя. Это авантюризм.
— Изменник! Точисский заслуживает самого сурового наказания. Когда революционная Россия особенно остро нуждается в вооруженной защите, он деморализует народ.
— За чем остановка? — зашумел народ. — Бери винтовку — и на фронт!
— Эсеру Михайлову да окопных вшей кормить?!
— Вши его есть не будут! Побрезгуют!
В тот же день на заседании большевистского комитета РСДРП Павел Варфоломеевич сказал: