Обретя крылья. Повесть о Павле Точисском

Наконец дождались из Оренбурга сообщения: в Петрограде социалистическая революция. Власть перешла в руки Второго Всероссийского съезда Советов, Временное правительство арестовано, а Керенский бежал из Питера, сформировано Советское правительство, председатель Совета Народных Комиссаров — Ульянов-Ленин…

Норовистым конем вздыбился Белорецк. Торжественно ревел заводской гудок, в цехах большевистские агитаторы звали на митинг. Из распахнутых настежь широких заводских ворот, подминая снег, валом валили рабочие. Они направлялись на площадь, где собирался народ со всего Белорецка. Над толпами реяли красные флаги. Стучали топоры, плотники спешно сколачивали трибуну. Народ шумел, как река в половодье.

На трибуну поднялся Точисский, в морозном воздухе разнесся его голос:

— Товарищи! — Замолчал. Волнение перехватило горло. Снял шапку. Ветер затеребил волосы. И снова повторил: — Товарищи! В Петрограде пролетариат совершил революцию! Отныне власть в его руках. Что она дает народу? Пролетариат заявляет «нет» войне, которую ведут империалисты руками рабочих и крестьян, одетых в солдатские шинели. Власть пролетариата даст рабочему заводы и фабрики, освобождение от гнета капиталиста, а крестьянину — землю.

Радостно загудела площадь, сотни голосов закричали:

— Да здравствует социалистическая революция!

А Точисский уже рассказывал о большевиках, которым не безразлична судьба фабрично-заводских мастеровых и крестьян-бедняков, о меньшевиках и эсерах, кто служит буржуазии и деревенским богатеям, а в пример Павел Варфоломеевич привел белорецких социалистов-революционеров, по чьей вине простаивают заводы округа, увольняют рабочих, а их семьи голодают.

Точисского слушали внимательно, лишь эсеры грозились, выкрикивали ругательства, порывались стащить Павла с трибуны. Хмурился Поленов, отворачивался, встречаясь с Точисским затравленным и злобным взглядом.

Неподалеку от трибуны среди рабочих Павел увидел Сашу и дочерей. Двадцать пять лет Александра Леонтьевна жила в постоянной тревоге за мужа. Теперь не будет арестов и ссылок, гласного и негласного надзора, полиции и обысков. Рядом с Сашей его товарищи по партии, готовые в любую минуту поддержать своего председателя комитета. В руках у Алексеева знамя. Большим красным полотнищем играл ветер. Плечом к плечу стояли Березип и Горшенин, бывшие солдаты-окопники Косарев и Волков, оба в шинелях и барашковых папахах…

Едва Точисский закончил речь призывом: «Да здравствует Советская власть! Да здравствует правительство рабочих и крестьян!», как площадь подхватила, и над всем Белорецком понеслось тысячеголосое:

— Да здрав-ству-ет!..

Морозная ночь, светлая от снега. Сизые тучи, готовые низвергнуть очередной снегопад, нависли над Белорецком. Первый сон сморил поселок.

Поленов закрыл за Михайловым калитку и, спустив с цепи лютого иса, остановился у крыльца. Ногам тепло в высоких валяных катанках, а дубленый овчинный тулуп не прошибал никакой мороз.

Тишина. Обманчивая. Нет на свете тишины и покоя, думал Поленов. Должность управляющего заводами Южного Урала он принял охотно. Шла империалистическая война, в России назревала революция. Партия эсеров, к которой принадлежал Поленов, как и партия меньшевиков, придерживалась тактики гражданского мира с правительством на период войны.

На Южном Урале, вдали от центра, Поленов искал для себя не тишины и покоя, а власти. И нашел. В горнозаводском округе командовали они, эсеры. В их руках было все. Но появился Точисский — ив привычной жизни наступил сбой. Сначала едва приметный. Поленов сразу его и не уловил, а то бы сразу бывшего гимназического товарища вытолкал взашей с завода. Устоявшийся уклад менялся все заметнее и ощутимее. Сначала большевики объединились в группу, потом создали свой комитет, а теперь их уже больше сотни, а за ними потянулись многие.

Совершившуюся в Петрограде социалистическую революцию Поленов и белорецкие эсеры считали переворотом, следствием большевистского заговора… Непрочная власть. Десять — двадцать дней, и все станет на свои места. Верные Временному правительству войска вступят в Петроград — и диктат большевиков рухнет.

В разговоре с Михайловым Поленов сказал:

— Наша задача настроить народ против Советской власти. Понимаю, трудно, больно лакомые декреты обещаны.

Михайлов рукой махнул:

— Как пузырь мыльный лопнут.

— В наших руках все руководство в округе. Затруднения с сырьем уже привели к сокращению производства, увольнениям и недовольству. Во всем обвинять большевиков, Советскую власть. Ты председатель Совета, используй свое положение. Пока Совет в наших руках, но, избави бог, большевики вытеснят нас.

— Нам удалось настроить зажиточных мужиков и лавочников укрыть хлеб. Голодный люд — первейший враг Советской власти, — сказал Михайлов. — А может, отправим Точисского в мир иной, «где несть ни печали, ни воздыхания»?..

Поленов помолчал, ответил уклончиво:

— Покуда повременим. Уволим. Пусть посидит его семейка на пище святого Антония, поглядим, как прокормят марксистские идеи. Не выдержат, поклонятся либо покинут Белорецк, в иные Палестины удалятся.