— Назвала его странным… — Алла Владимировна помешкала. — Да, странным! Неживой — вот как Валя выразилась.
— А до преступления ее никто не беспокоил телефонными звонками?
Вопрос озадачил Таланову.
— По-моему, нет, — неуверенно произнесла она. — Да и каким образом? Дома у сестры телефона не было, а на работе — один на всю библиотеку: дозвониться трудно.
— Значит, вы разговаривали с Валентиной вечером, а утром она ушла в библиотеку и с концами?
— Или ночью. Меня позже знакомили с материалом розыска. Получается, что я последняя, кто видел Валю. Дальше — никаких следов…
Старшая сестра вспомнила все, что смогла, и замолчала. Я понял, что пора переходить к самому неприятному, но язык не поворачивался сказать правду.
— Где вы нашли Валину подвеску? — пришла мне на помощь Таланова.
— Там, где ее оставил преступник.
— Преступник?.. Значит… — Она затаила дыхание и прижала руки к груди.
— Оставил! — повторил я, не греша против истины, но и не называя вещи своими именами.
— Валя мертва… — угадала Алла Владимировна. — Подвеску и кольцо ей подарила наша мама на совершеннолетие. У меня — точно такой же гарнитур, но с аквамарином.
Она поднялась, медленно прошла к открытой полке в мебельной стенке и принесла мне из палехской шкатулки ромбовидную подвеску и колечко с идентичной накладкой. Пока я сравнивал украшения, Таланова прошептала:
— Кольцо он снял с нее раньше — в подвале… Она из-за этого переживала больше, чем из-за того, что случилось с нею самой… С подвеской сестра ни за что бы не рассталась добром.
Я вернул аквамариновый гарнитур, а подвеску Валентины спрятал себе в карман, объяснив, что ее Талановы получат позже.
— Вы помогаете милиции? — нежданно забеспокоилась Таланова.
— Я помогаю девушке, которая едва не разделила участь вашей сестры!
Обещание открыть в свое время всю правду о судьбе Валентины, немного успокоило Таланову, и она пообещала до тех пор сохранять в тайне содержание нашей беседы…
Петрусев не скрывал изумления, встретив в своих владениях второй вечер подряд бывшего товарища по службе, чьи доходы, по его мнению, не позволяли тому вести столь шикарную жизнь. Мятая рубашка и видавшие виды брюки просто кричали о моей бедности и вызывающе бросались в глаза на фоне смокингов завсегдатаев клуба и вечерних туалетов их подруг.
— Свободен! — отпустил он охранника, который перехватил меня в фойе и доставил в рабочие апартаменты шефа службы безопасности "Рапида".
— Мне у вас понравилось! — широко улыбнулся я.
Витя поднялся из вертящегося кресла, но сегодня обниматься не полез.
— Я рад, братан… — Петрусев пробежался взглядом по каждой складке на моей рубашоночке. — Видок у тебя! Вчера я промолчал, но хозяин меня с работы выкинет, если мы будем пропускать сюда клиентов в таком… — Он не смог подобрать подходящего слова, характеризующего мой наряд.
— Жаль, что диктатура пролетариата рухнула! Нынче рабочему человеку и отдохнуть негде.
Глядя на мою ухмыляющуюся рожу, Витек тоже невольно улыбнулся.
— Это ты — рабочий человек? — гоготнул он.
— Не похож? — Я сел на стул в виде разрезанной наискосок чашки и предъявил солидную пачку денег, выданных Никодимычем. К чести шефа, сегодня он не поскупился.
Петрусев оторопел. Затем, очухавшись, укорил:
— Задумал меня, старого другана, подставить — так тебя понимать?
— Не так.
— Тогда, какого хрена?! Купил бы приличный костюм и не нервировал понапрасну! У меня и без того неприятностей — воз и маленькая тележка!
— Я б купил, Вить, но бабки упали поздно — магазины уже закрылись.
— Приходи завтра, — миролюбиво предложил Петрусев, занимая привычное место в кресле.
— И завтра с удовольствием приду. Только свидание у меня сегодня.
— С кем?
— С одной официанточкой. Глашей звать, а фамилия — Назарова.
— Есть такая… — Витя снова помимо воли ухмыльнулся. — Вчера закадрить успел?
— Дело нехитрое, — не стал отнекиваться я. — Ладно. У тебя здесь достаточно уютно для того, чтобы провести полчасика наедине с порядочной девушкой.
— Где?! — не поверил Петрусев.
— Ну, в зал же ты меня пускать не хочешь? Да и людно там для таких занятий.
Витек осмотрел собственный кабинет, словно час назад вернулся с морского побережья из двухмесячного отпуска и забыл, где и что находится. Особенно он соскучился по блестящему медвежонку, выточенному из металла и украшающему его рабочий стол: зверя Петрусев бережно взял в руки.
— Подарок? — Игрушка меня не интересовала — хотелось просто отвлечь хозяина кабинета от жлобских мыслей.
— Один из моих развлекается…
— Так как? Всего полчаса! Доставь счастье другу, а? — заканючил я.
Петрусев с кислой миной сменил мишку на брикет переносной рации и нажал вызов.
— Федор? Приведи ко мне Назарову.
Затем он выбрался на свободное от мебели пространство и предупредил меня:
— Смотри, аккуратнее… Все вещи — немецкие. Знаешь, на сколько тянут? За них в прошлом году кое-кто из моих парней десять месяцев у бюргеров за рабов вкалывал!
— Основательнейшая нация! Продукция у фрицев — добротная и качественная. Не подведет!