Обыкновенные люди

Посмотрела на свою правую руку и задумалась. Повернула ладонью к лицу и увидела множественные складки (точно, как на ее кожаной сумке, только немного жирные). Такие складки хироманты воспринимают за судьбу. Подвигала пальцами, потом начала поочередно сгибать их в кулак. Сначала от мизинца до большего, потом в обратную сторону. «Это мои?» – подумала, как же забавно управлять этими штуками одним лишь желанием, одной лишь опьяневшей волей. Стоит только подумать, и мизинец сам сгибается. Ни тебе задержек, ни тебе загрузок, ни усилий. Просто подумал, а мизинец исполнил, точно в нем спрятан маленький пилот. Такое легкое управление. Она раньше и не задумывалась, как же просто пилотировать человеком.

Перевернула ладонь на тыльную сторону. Как же необычно в призрачном свете ноутбука выглядели вены, набухшие и просвечивающие голубовато-зелеными ручьями. И опять задумалась: «Как же это сложно и просто быть мной. Вроде такой пустяк, но сколько вен во мне, которые качают меня, чтобы я двигала пальцами. Столько усилий ради одной меня. Стыдно даже. Могли бы потратить эти вены на голодных детей, а потратили на сытую пьяную меня».

Сжала кулак. Так сильно, как еще не сжимала.

– Значит, тогда до утра? Утром уже точно. Натощак. Как анализы. Это вынужденный перенос, – потянулась Саша и посмотрела в окно.

– Ах точно! Вот же отстой. Помню я о тебе, помню. Сначала ты. Не забыла я о тебе, не беспокойся. Сказала выключу, значит, выключу, – сделала очередной глоток и съела очередной кусок. – И все-таки, как же классно…

– Вот бы это сегодня с пиццей никогда не закончилось, – мечтательно улыбнулась она.

Решила даже не чистить зубы. С пиццей во рту и спится лучше. И вкуснее.

Наев живот, словно у нее двойня, и поместив последнюю коробку в холодильник, Саша с досадой надула щеки.

Ведь сегодня уже закончилось.

– Надеюсь, хоть пицца на утро ещё не испортится.

(Интересно, что произойдет, когда столкнутся абсолютные они: Кофе и Пицца. От такого вкуса, наверное, и умереть можно).

Сегодня точно

На утро проснулась с мыслью: сегодня точно.

Проверила, что будет, если соединить кофе и пиццу – вкусно, но ничего особенного. Наверное, пицца все же немного испортилась.

Решила уже без платьев и бега, разве что поправила слой тонального крема над родинкой. Прощелкала всеми пальцами. Даже теми, которые упрямились (потом уже не пощелкать будет). Надела вчерашнюю кофту и штаны и отправилась к окну, в котором последним утром горел свет.

С собой (естественно) прихватила коробку с оставшейся пиццей, а саму прихватила чесотка – кожа под лопатками все еще язвила. Причем даже назойливее, чем раньше, точно оттуда что-то росло. Видно, вчера перестаралась с ногтями, когда так увлеченно рвала ее.

Это ещё хорошо, что ногти у неё были коротко подстрижены, без всяких там «наращиваний» и 2,5-сантиметровых когтей, иначе бы не оставила ничего от бедной спины. Всегда нравился естественный цвет пластинок — так они напоминали ей розоватые чешуйки.

По пути опять приземлилась на качели – пока можно. Никогда ещё не ела пиццу на качелях. И почему раньше так не делала? Стало плохо – ясно почему.

Поднявшись, продолжила маршрут к кирпичному дому. Все та же улочка – типичный ковер из комнаты одноклассника, но сегодня внимание цеплялось за ковер, как репей за штаны. На газоне вдоль рыхлой дорожки последние одуванчики. Торчали вверх точно волосики, когда мурашки. Желтые, некоторые даже пушистые (хотя и изрядно поредевшие). И вроде ничего особенного, а внимание-репей. Провожала их от цветочков к земле. Все никак не могла определиться, откуда начинаются их толстенькие цилиндрики-стебли. Казалось, что уходят корнями куда-то слишком глубоко – прямо в зеленую деревню, которая еще глубже, и которую уже никак оттуда не вырвать, сколько не тяни. Эта одуванчиковая дорожка посреди асфальтного ковра вела прямо к красной цели. Шла вместе с Сашей справа от нее. И закончилась возле парковки, там где стебельки были погнуты и раздавлены частыми ногами.

Стараясь не наступать на одуванчики, Саша перешла через газон. Она у цели.

Стоя напротив, посмотрела в окно.

– Подожди еще немного. Я уже скоро, – облизнулась пиццей, а солнце опять скатилось с кровати.

Уже по обыкновению сев на дежурную скамейку, она ждала своего последнего шанса. И вот повезло! Дверь снова приоткрылась и Саша, сорвавшись как коршун, бросилась к ней, махая коробкой с последним кусочком пиццы, как одним крылом. Но с одним крылом не сильно-то полетаешь – вот и она клюнула в низенькую бабушку в круглых очках и зелёном платьице. Старушка, с трудом удержавшись на ногах, вцепилась в дверь. Крыло из пиццы так и вовсе отвалилось, а коробка разбилась.

– Ой, извините, – подхватила старушку Саша. – Я просто очень тороплюсь.

– И куда же ты так торопишься, дорогая? – добродушно спросила старушка с не по возрасту ясными глазами.