Обыкновенные люди

Надо сказать, идентификация «я» – занятное дело. Начала очищать крошки, а сама утонула в просрочке: потускневшие коробочки с музыкальными дисками, скрывающими за собой целое состояние. Каждая со своей совершенно особенной эмоцией. Глядя на некоторые, хотелось грустить, на другие – улыбаться. Такие не похожие и в то же время цельно её, покрытые одной пылью. Какая-то волосатая расческа, глядя на которую становилось больно волосам на голове, затертая обложка с «Маленьким принцем», нашла даже архивную фотокарточку с розовыми волосами – причуда одной из ее непутевых «я».

Порывшись в шкафчике нашла еще парочку фотографий. На одной из них сидела за столиком с кофе (что не удивительно). Справа окно, сверху лампа. Свидание было паршивым, зато кофе было превосходным, выше всяких похвал, а как оно пахло! Принюхалась – не пахнет. То есть совсем. 90% удовольствия от кофе отсутствует. Плоское какое-то выходит, стерильное что-ли. Не понравилось. Даже обидно. Хотела сохранить чувство, а получила картинку. При сжатии потерялась значительная часть информации. На самом деле потерялось то, что делает из кофе кофе. Разочаровалась в сохранении. Что это за сохранение такое, если в нем нет того, что хотел сохранить? Нет уж. Если кофе, то кофе, а не фотография кофе. Перевернула она плоское кофе.

Зато розоволосая «я» сама просилась в руку. Такая яркая и непосредственная. Улыбалась, сидя за компьютером.

«Эх и классная же я тогда была, – подумала Саша. – И в кого я превратилась…» – посмотрела на тонкие с небольшими растяжками ноги.

Вернулась к зеркалу. Присмотрелась, поправила совсем русые волосы, потом снова растрепала их, одна из кудряшек упала на лоб, Саша попыталась ее сдуть, та упала немного левее. Пригляделась к глазам – все еще зеленые. Недоверчиво покачала головой, точно проверяя совершит ли та, вторая такое же движение секунда в секунду и не отстанет ли во времени с задержечкой. Но та притворялась хорошо – не отставала и не выдавала себя. Пытливо прикусив тусклые губы, изучала нос, уши, прожилки в блестящей радужке, сравнивая их с той, другой розоволосой «я».

– Хотя… – снова сняла с себя майку и выпрямилась: бледно-белая кожа, выпуклые, немного горбатые суставы, впалый живот и голубоватые дорожки вен на ребрах, переходящие в тонкую сеточку на шее, точно ветви декоративного дерева. Заостренная ключица и родинка на самом уязвимом гребне. – Ох и повезет этому судмедэксперту, – с завистью вздохнула Саша. – Вот же отстой быть собой. Все лучшее достанется кому-то другому.

После этой мысли решила еще раз принять душ, чтобы быть свежей и не испортить потом то, что видела перед собой.

Но волосы опять застревали в расческе или расческа в волосах. Так или иначе, все шло с сопротивлением. Как лопата в русом снегу. Зажмурилась, приготовившись к боли, и дернула назад. Что-то натянулось, как струна, а потом оборвалось, и после ожидаемого «Ай» Саша потеряла еще несколько волос, а расческа приобрела. Они часто так делали. Менялись волосами. И чем меньше их оставалось у Саши, тем больше становилось у расчески. Однажды эта расческа заберет все. И, напитавшись Сашей, сама станет человеком, а на месте Саши останется лишь пустая расческа на полке. Во всяком случае, так ей всегда казалось. Сначала расческа заберет волосы, потом перекинется на кожу и мышцы. Наверное, поэтому Саша так часто меняла расчески, не допуская перехода с волос на тело, каждый раз прерывая этот цикл двойной трансформации.

Обсохнув, вернулась к непутевой фотографии и, еще раз посмотрев на розоволосую девочку, признала:

– Ты, конечно, классная, но тебе до меня еще далеко.

Фотография тоже захотела посмотреть на себя в зеркало.

– Ну уж фигу! Не выросла еще, чтобы собой любоваться! Учись лучше, – сказала ей Саша.

Усевшись на диване, положила перед собой розовые волосы.

– Ох и много же отстоя у тебя впереди, не завидую я тебе, конечно, – усмехнулась она. – Чтобы стать такой классной, как я, тебе придется постараться.

Но фотография все равно с упреком косилась на зеркало. – Что-что? – нахмурилась Саша. – Думаешь, я ненормальная, раз себя рассматриваю. Дурочка. Вот повзрослеешь – поймешь. Кроме тебя самой, у тебя никого нет. Если уж и любоваться собой, то только самой.

– Блин… Точно, – резко прикусила губу, словно пальцем хрустнула. – Вот же отстой. – опять проглотила кусочек. – Судмедэксперт! Он точно пялиться будет, может, даже лапать начнет. Я бы лапала… И что же мне делать?

Она представила себе это, и стало до отстоя противно (точно пальцы опять гнут). «Лучше я достанусь ей, – вспомнила неприличное отражение в зеркале, – чем кому-то еще».

– Нет! – решила Саша. – Не бывать такому. Испорчу ему удовольствие, – надела нестираный спортивный костюм и отправилась на пробежку. – Провоняю вся, да так, чтобы и смотреть не хотелось, а родинку… тоналкой замажу. Моя. Только для личного пользования.

– Где же они? – искала самые заношенные кроссовки, которые почему-то не выбросила. – А вот они, – понюхала. – Самое то.