Обжалованию подлежит

Наспех поужинав, единым махом одолев коридор с вереницей однотонных дверей, Маша поспешила достать белое платье с голубой оторочкой и голубым кушаком — новенькое, надеванное всего один раз по случаю школьного выпуска. Наряжалась сосредоточенно, каждой складочке уделила внимание. Зеркало в каюте над умывальником с нескрываемым удовольствием отразило темнокудрую девушку во всей ее неоспоримой красе. Вошла мама, сполоснула пальцы под краном, чтобы всплеснуть не липкими после еды, а чисто вымытыми руками. Известная аккуратистка.

— Принарядилась, невеста, — смеется, опускаясь на нижнюю койку, над которой нависла вторая, отведенная Маше: ей-то проще простого забираться под потолок.

— Ты тоже собралась? — тянет Маша, видя, что мать набрасывает на плечи теплую кофту. В глубине души «невеста» предпочла бы поблистать среди молодежного общества подальше от материнской опеки. — Ты же устанешь. Там ветрено на корме. Полежала бы, а?

— Ветрено и прохладно. — Оксана достает из кошелки плотную клетчатую, по определению Маши, «старушечью» шаль. — Накинь, я прошу.

— Эту? Чтоб я? — ужасается Маша и стремительно роется в куче вещей. Слава богу, сообразила взять в дорогу связанный на манер кружева, весь в зубчиках шарф.

— Чистое решето! — пробует шарф на ощупь Оксана, но, убедившись в бесполезности спора, соглашается. — Ладно, пошли. Отбою не будет от кавалеров.

Сглазила. Как бы не так! Шлюпочная палуба, ее конечная часть, отведенная под культмассовую работу, смахивала на трамвай в часы пик. И деликатные дамы и любезные кавалеры имели единую цель — отхватить, каждый себе, получше местечко. Стулья и скамьи, наставленные рядами, вмиг оказались расхватанными. Оксана Тарасовна не робкого десятка товарищ, но в первую же минуту дала себя оттереть, еле протиснулась к боковой, плохо освещенной скамье. Ну и Маше пришлось туда же пойти.

Какая ты ни есть нарядная интересная пассажирка семнадцати лет, оставайся весь вечер в тени. Матери хорошо, она свое смолоду получила. Ей на вечере знакомств никакие встречи, никакие приключения совсем ни к чему. А ты пропадай, притулившись к брезентовой огородке, вся пригасшая, неприметная, не нужная никому.

Поднималась сюда, на корму, в предвкушении праздника, чего-то нежданного, неизвестного. Было сладостно на душе. Крутая узкая лесенка, застланная ворсистой дорожкой, обещающе манила наверх.

«Туфелька веселила ножку» — сразу не вспомнишь, где такое прочла. Просто так или по школьной программе? Маша не шла по ступенькам, она как бы взлетала по ним. Голос из радиорупора дружески подгонял: спешите, спешите на вечер знакомств! Первое знакомство завязалось с массовиком; дюжий дядька улыбался, как солнце, нарисованное детской рукой: воображение Маши само вывело непременные лучики, расходящиеся в стороны от круглящегося лица. Массовик умел привлечь внимание публики тщательно отработанным простодушием, ролью безотказного остряка.

— Разрешите представиться. Зовусь Осипом Борисычем. Запомнили? — С напускной строгостью переспросил: — Все как один?

На его крупную голову, несмотря на теплынь, была натянута бордовая шапочка с лохматым помпоном. Лыжная? Детская? С чего это он без нужды нацепил вязаную шапочку? Оксана шепнула Маше:

— Лысину маскирует. — Посочувствовала: — Брюшко упрятать трудней.

— Повторяю: Осип Борисыч. Несу ответственность на всем протяжении маршрута за ваш драгоценный досуг. Попробуйте у меня, — пригрозил пальцем-сарделькой, — хоть часок поскучать! Веселимся по дороге туда, — указал в сторону теплоходного носа, — веселимся обратно, — жест, повторяющий очертания кормы. — Внимание! Приступаем! Начнем с совместного «ля-ля-ля». А ну, дружнее лялякайте!

Присутствующие, не чинясь, подхватили, встречный ветер отнес к взрыхленной килем воде споро пропетое «ля-ля-ля». Тот же ветер не давал покоя выцветшему красному флагу — завершению кормы; поперек ее конечного края светлела длинная шлюпка, бело-голубая, как Машино никого не пленившее платье. Не замечают — не надо! Еще не наступила прохлада, однако Маша сердито набросила поверх платья прихваченный по настоянию матери зубчатый шарф. Часть кормы заменяла сцену, подмостки; декорацией служил изменчивый, не знающий повтора пейзаж. С бокового места, с которым Маша успела смириться, получился отличный обзор проплывающих берегов, вернее, одного, видного с ее стороны. Не надо приподниматься или тянуть шею. Откидывай голову, упираясь в брезент, шатром раскинувшийся над посадочными рядами, вглядывайся в густой лесной покров, а то и в одиноко растущее дерево, лови их дрожащее повторение в неумолчной воде.