Обжалованию подлежит

Белая громадина, плывущая со скоростью двадцать пять километров в час, пульсировала, постукивала, насыщала воздух диковинным духом, не свойственным ни самолетам, ни поездам. Что входит в смесь судовых особенных запахов — смола? машинное масло? замутненная речная вода? Машу будоражит донесшаяся из недр теплохода команда: «Боцману пройти на бак!» Между прочим, неплохая идея — пойти учиться на речника. Одновременно с обдумыванием мелькнувшей идеи до сознания доходят шутки «со сцены», долетает частушка:

Мне милый изменил на четыре месяца,А я ему изменила — он хотел повеситься.

— Аплодируйте, смейтесь! — подзадоривал массовик. — Я понимаю, вынудить аплодисменты, как и ответную любовь, невозможно. Но вы, мои милые, поднатужьтесь. Ну-ну, без опаски, все это входит в стоимость путевки. — Покладистая публика не скупилась на смех и хлопки. — Назовите мне женские русские имена, чтоб не кончались ни на «а», ни на «я».

Аудитория зашумела, задачка казалась неразрешимой. Осип Борисович выдержал паузу и, подмигнув, довольным тоном провозгласил:

— Одно имечко найдется… Я вам его подскажу, а вы с пониманием повторите: Любовь! — Повторили охотно.

Любовь…

Пригашенные краски вечернего неба сгущались у горизонта, таяли в вышине. Вдоль берега замерцали огни поселка, а там пошла темнота. Вскоре ее прорезал высокий жаркий костер, сыпавший искрами и взбрасывавший дымок. «Ночное!» — чуть не вскрикнула Маша. Развернувшаяся картина связалась в ее восприятии с сочинением Тургенева, по которому дядя Стась осваивал свою послевоенную специальность. Сюжет не захватывающий, сплошь описания, но в памяти все-таки отпечатались белобрысые ребятишки, стерегущие конский табун. А кто сейчас на берегу, интересно, поддерживает огонь? Не разобрала, что за фигуры, — по вине излучины с глаз долой и пламя, и дым. Сгинул кустистый пейзаж, просторно раскинулась луговина, затем зачернел таинственный лес… зазевалась и проморгала, с чего пошло движение по корме.

Ага, массовик дал команду сдвигать стулья.

— Милые девушки, приглашайте мужчин. Пойти он обязан, у нас корабельная дисциплина. Непривычен к танцу? Какое имеет значение! — Прищелкнул толстыми пальцами, прищурился с хитрецой. — Главное, правильно выбрать!

— Ступай и не ошибись, — поддразнила дочку Оксана, забирая у нее на хранение зубчатый шарф.

Покуда Маша выкарабкивалась из своего закутка, «кавалеры» были разобраны. Оставалось одно — сесть поближе к «бальному залу» и удовольствоваться ролью бесстрастного наблюдателя.

Танцевали под звуки оркестра (матросик с аккордеоном). Оксана тоже, причем с большим удовольствием, занялась наблюдением. Могла ли она, маясь в больничной палате, окруженная постылыми койками, имея перед глазами лица воскового оттенка, фигуры в серых халатах, могла ли она представить себе, какого рода зрелища у нее впереди! День протекал в обрамлении прекрасных пейзажей, вечер — в гуще веселящейся молодежи. Полунин строго-настрого приказал как можно скорей изгнать из памяти пребывание в его отделении. Велел включаться в радости жизни. А что? Оксана включается!

Музыка гремела вовсю. Пары взялись за дело с энтузиазмом. Иные избранники хватали своих дам двумя руками за талии, другие прижимали ладони к дамским лопаткам, прижимали не просто, а с шиком оттопырив мизинцы. Скученность вынуждала толкаться на месте, но толкались в такт музыке, с блаженным выражением лиц. Девушки ухитрялись, невзирая на тесноту, изгибаться всем телом, не считаясь с тем, платья на них или плащи. Плащ плащом, а ноги, как правило, без чулок. Какая ни есть, а все же участница бала. Массовик — простите, церемониймейстер — не давал себе передышки. Его неумолчные реплики тоже, как видно, включались в стоимость туристской путевки.

— Молодцы! — Осип Борисович поддавал жару. — Чудесная смесь камаринской с шейком!

В среде «болельщиков» вспыхивают аплодисменты и смех. Смеется и Маша, готовая поддаться общему настроению, готовая пожалеть, что не находится в общем кругу, оторвалась от масс, не сумела сыскать себе танцора под пару.

Под пару… Впала в задумчивость, а там пошла витать в небесах. Не обязательно в небесной выси — от раздолья широченной реки, от текучей красы вот этого берега непрестанно перехватывает дыхание. А тут еще наползает туман — клочкастый, густой, вот-вот все окутает — тоже ведь волшебство! Казалось, все уже застлано, сизая завеса опустилась на мир. Но нет… опять по-волшебному! Откуда-то вынырнула, засияла луна, преобразив все окрест. Луна была не полной, а несколько на ущербе. На обратном пути Машу должен приветствовать уже полумесяц, он непременно уставится на нее раздумчиво-вопрошающим взглядом: «Обманул я тебя или нет? Сбылось мое предсказание?»

6