Обжечься светом

На последних секундах она вбегает на черно-белые полоски, перескочив их, останавливается уже на середине дороги, машины объезжают ее со всех сторон. София оборачивается ко мне и снова смотрит, как я беспомощно озираюсь по сторонам. Еще тридцать секунд – и она на другой стороне. Тридцать секунд слишком разные для нас: для нее – вечность, для меня – мгновение.

Вот оно, то чувство, которого я боялся. Внутри все холодеет, превращается в мелкие частицы, рассыпается февральским снегом, затем каждый орган пульсирующим облаком выжимается осенним дождем и заполняет меня до краев. Я будто осиротевший ребенок, который отдал последний кусок хлеба голодной собаке. Я знаю, что правильно поступаю, но не понимаю, кому от этого лучше.

Вот откуда этот страх!

Водитель окликает меня, коснувшись плеча. Хочется выть! Откуда он только взялся!

Дома я застаю Макса и Марию. Силы остались только дойти до дивана, поэтому, минуя кухню, я так и делаю. Макс выпускает сестру из объятий. А она всем помогает. Я падаю на диван, как есть, в пальто – трость с грохотом валится. Все валится. Я закрываю глаза, снимаю очки. Лучше все как раньше, темноту. Боже мой! Почему я жалею обо всем?! Почему я не поговорил с отцом – кем я был для него? Ребенком, на котором он испытывал методы лечения, при этом растил, воспитывал? Или объектом, который связывал его с моей матерью и давал будущее для его сына? Но Ник не согласился со своей участью, как и я. Если бы я поговорил с отцом, было бы мне легче, узнай я истинную правду? Могу ли я думать о нем как о своем отце? Все же Ник добился своего – я забрал у него его отца, его прошлое, а он у меня будущее. А моя мать? Макс выплачивает ее компании неустойку из-за своего упрямства? Уверен, стоило только поговорить…Почему он ни слова не сказал об этом? Это огромный долг для компании, поэтому он распродал все. Почему я жалею, что у меня не было возможности поговорить с матерью как сын? Правда ли, что она та, кто позволила своему коллеге растить ее сына, создав дома условия для экспериментов? Все ради другого ребенка или славы? Почему я жалею, что не врезал Нику хорошенько! Может, на этом все бы и закончилось, и я не лежал бы сейчас, сожалея, что даже не коснулся Софии, не сказал ей самое важное!!!

Если бы я знал, два года назад…черт возьми! четыре года назад, что девушка, которую я нашел в лесу – моя сестра, а я мог зайти в больницу, я бы остался с ней, все бы изменилось! Я бы помог ей, раньше узнал бы о матери, о Нике, о себе, о Софии!

Можно сожалеть и об этих мыслях, ведь они ни к чему не приведут, это как пытаться вдохнуть больше воздуха, когда он уже закончился.

Очевидно, мой друг надеялся, что я не вспомню негативные для меня лица. Он как-то говорил, что мозг старается сохранить только приятные воспоминания, но в моей голове вещество теперь работало некорректно.

Разве это справедливо? Воспоминания пучками врываются в мою память, но я так и не могу запомнить имена водителей. Как говорит Макс, мне хватило бы секунды, чтобы сообразить и придумать план, теперь же я с трудом строю логические цепочки. Точнее сказать, они блуждают в голове, а их пытаюсь поймать, зацепить. Они скользкие как мыло, выскальзывают, как только коснешься. В голове чаще пустота. Я привык постоянно думать о работе, о разных важных процессах, все это умещалось в моем мозге и держало меня в тонусе.

Я на ощупь достаю блокнот из кармана и, не глядя, кидаю.

– Эд, ты не спишь? – голос Макса надо мной. – Тебе нужно поесть.

Его врачебный тон. Поесть, чтобы принять горсть таблеток.

– Нет, я не сплю, – я продолжаю мертвецки лежать. Может не стоит вставать? Если уснуть, то есть необязательно. Главное проснутся…

Тут же надеваю очки и сажусь.

Макс подал мне трость. Сейчас начнет лекцию о том, что я сегодня пропустил массаж, физиотерапию и что-то еще.

Сестра творит за кухонным островком. На ее вопрос встал ли я, мне приходится подать голос и подняться с помощью Макса. Под его лекцию мы садимся за стол. Я не могу не заметить, как он аккуратно, приглаживая плечи Марии, усаживает ее рядом со мной.

– Эд, – осторожно начинает Макс, опустив только что взятую вилку.

Я тороплюсь перебить его:

– Извини меня, пожалуйста, сегодня! Я переоценил свои силы. По своей привычке, был уверен в себе, как ты и сказал, еще до звонка и во время обеда дал мэру почувствовать себя важным гостем, будто для него мы на все пойдем, лишь он помог нам! Под конец логично было предложить ему какое-нибудь участие, долю в этом, будто это все, что нам оставалось!

Макс почему-то качает головой.