Обжечься светом

– Нет, Эд. Я хотел думать, что, проснувшись через столько времени, ты будешь прежним. Но это невозможно. Ты прав – твой мозг пытается работать, как и раньше, ищет старые пути, поэтому ты знаешь, в каком направлении стоит думать, но тебе действительно потребовалось несколько часов, чтобы понять, что в итоге сказать Михаилу Ильичу. Поэтому ты не можешь запомнить новые имена, названия. Он вытесняет неважные данные, чтобы справиться пока с тем, что есть. Я просто не хотел этого видеть…С речью у тебя нет сложностей, возможно что-то еще тебе дается не так как раньше. Если заняться реабилитацией качественнее, то все можно вернуть!

– Хорошо.

Я продолжаю есть.

– И о Софии я не сказал сразу…– осторожно продолжает Макс, – она долго сидела с тобой…потом даже перестала спрашивать, говорить о тебе. Она переживает. А знаешь, какие слова ее убедили остаться, помочь?

Молча поднимаю голову.

– Я сказал ей, что когда ты очнешься, то должен вернуться к тому, чем привык заниматься! Чтобы все это хоть как-то сохранить, мне нужна помощь надежного человека, понимающего.

Надежного. Понимающего. Переживает.

– Надеюсь, ей это тоже помогло,– пытаюсь есть, чувствую, что все еще злюсь, очевидно на себя.

Сестра касается моей руки.

На следующий день, Макс появляется после обеда. Мы с ним договорились, что я усердно займусь своим здоровьем, поэтому отдыхаю после встречи с физиотерапевтом, а через час должен приехать Алексей Андреевич.

Мы у меня в комнате на втором этаже. Чем больше препятствий, тем лучше. Было бы у меня десять этажей, меня бы поселили наверху и просили ходить пешком. Но видимо, я счастливчик, поэтому обошлось.

В мягком кресле сижу я – это тоже редко разрешали. Макс бродит по комнате, будто это он ждет встречи с психотерапевтом.

На этот раз на нем водолазка.

– Сколько операций понадобилось на такое лицо?

Он останавливается посередине комнаты.

– Много. Не помню, не считал.

Врет. Он то и не считал! Нет, не хочет говорить. Значит, много.

В моей комнате, оказывается, плоская люстра.

– О чем ты хочешь со мной поговорить?

Макс присаживается на кровать.

– Эд, …

Когда я был маленький, хотел выращивать цветы. Увидел где-то зеленые растения в горшках, мне тоже захотелось за кем-то ухаживать, домашние животные были под запретом. Казалось, цветы – все, что осталось. Отец ответил, что из-за меня они не выживут, им нужен свет. А я и свет не совместимые понятия.

Когда в следующий раз я заметил увядшее растение, помню, мне пару недель снились кошмары.

– Эдуард. Вам комфортно, если я вас так называю? – Алексей Андреевич сидит рядом со мной на диване.

– Лучше Эд.

– Почему? Вы, как большинство людей, предпочитаете укорачивать слова из-за современного образа жизни: практически все на ходу, быстрее, быстрее?

– Нет, я никуда не тороплюсь. Это придает мне индивидуальности.

– Потому что ваша мама называет вас иначе?

Мама – слишком мягкое слово.

– Да.

– А ваша сестра?

– Сначала я был удивлен, мне было не по себе. Но с ней иначе.

– Если вам не нравится, вы должны сказать ей об этом.

– Придется сказать о пианино.

– А что не так с пианино?

– Точно не помню. Плохие ассоциации.

– Поэтому вы не захотели разговаривать со мной в больнице, когда очнулись? Со мной плохие ассоциации?

– Спасибо, что поняли.

– Эд, давайте вернемся к пианино. Почему вы должны сказать сестре о нем?

– Она играла…

– Это плохо?

– Этот ужасный звук поднимет из могилы.

– Так вы и очнулись? – Я подтверждаю. – Так, по-вашему, она его привезла с собой?

– Кого?

– Что. Пианино. Кто Марию увозил из ее дома?

– Я…Но…Алексей Андреевич, это было почти два года назад! За это время…

– Ладно. Максим рассказал вам, что София уезжает работать к вашей матери. Что вы чувствуете?

– Я еще не понял. Это было несколько минут назад…

…Макс рассказал мне, что после того, как я попал в больницу, Ник уехал из страны. После подал иск об уплате неустойки по договору, якобы мы нарушили условия контракта. Еще чуть позже моя мать предложила Софии работать с ней, а взамен, она отзовет иск и даже поможет с моим лечением. Ведь лекарство было найдено. Софии удалось уговорить Макса и выдвинуть одно условие – она уедет после того, как я очнусь. На следующий день.

– …может быть, брошенным или обманутым? И это было час назад, даже полтора.

– Да, наверное, так. Знаете, последнее время со словами у меня иногда проблемы. С подбором слов. Но она сильная женщина. Справится. И умная.

– София приходила к вам в больницу?

– Я просил ее не сидеть у моей кровати, если со мной повторится…

– Думаете, она не сидела?

– Сидела.

– Все же, вам неприятно осознавать, что она уезжает, тем более к вашей матери?

– Да, именно так.

– А что вы думаете о том, что Ник остался безнаказанным?

– Только из-за этого сожалею, что не вовремя впал в кому.

– А что бы вы сделали?

– Лучше не спрашиваете.

– Вы злитесь?

– А вы видите это, – уже раздраженно подтверждаю я.

– Вернемся к сегодняшнему дню. Расскажите, как вы себя чувствуете?

Я спокойно рассказываю доктору, все, что он хотел бы услышать. Надеюсь, он остался доволен, по его лицу не скажешь.

– Завтра мы можем с вами встретиться?