П.Г. Розанов считал, что с «метеорологической точки зрения появления чумы в Колобовке преждевременно». Кроме того, он обратил внимание на то, что эпидемия оборвалась после сильных дождей, прошедших над Колобовкой 8—10 августа. Розанов считал несостоятельной официальную версию о «заносе чумы» в Колобовку, и при тщательном анализе эпидемических цепочек (см. рис. 25.3) он не обнаружил ни одного случая внутридомового заражения людей. По его наблюдениям, все первичные заболевшие были привезены с окружавших Колобовку полей, и их заражение произошло во время полевых работ. Заразность болезни вызвала сомнение у Розанова. Врачи общались с больными, не принимая никаких мер предосторожности, но ни один из них не заболел, что очень бросалось в глаза после тяжелых потерь среди медицинских работников во время эпидемии в станице Ветлянской зимой 1878–1879 гг.
Аналогичного мнения придерживалось и «Особое научно-медицинское совещание». На заседании, проведенном 3 сетнября 1900 г., большинством в 9 голосов, против 6, принято решение, что «предъявленные совещанию фактические данные совершенно недостаточны не только для того, чтобы признать прекратившуюся в упомянутом селении (т. е. Колобовке) острозаразную болезнь чумою, но и вообще, чтобы с научной точностью определить натуру бывших заболеваний» (Правительственный вестник. 1900, 9 сентября). Истинная причина болезни в Колобовке и даже ее характер остались для современников загадкой.
Разгадка колобовской чумы.
Труды международных комиссий уже в 1894 г. выяснили эпидемическую роль крыс и мышей, которые в больших количествах обитали в китайских и индийских городах. Индийская комиссия провела исключительно обширное изучение природной и экспериментальной чумы этих грызунов, установила роль блох в эпизоотической и эпидемической передаче возбудителя. Отсюда оставался один шаг до обнаружения природной чумы у других диких грызунов и признания их роли как основных источников инфекции. Однако он потребовал дальнейшего развития знаний о чуме (Ралль Ю.М., 1965). Те, в свою очередь — человеческих жертв.Еще в 1898 г., работая в Западной Индии, французский эпидемиолог П. Симон, установил природное чумное заболевание у пальмовых белок
В 1898 г. по решению русского правительства начались исследования эпидемичности чумы в Китае, в первую очередь в ближайшей зоне к молодым промышленным районам Дальнего Востока. Обследуя вместе с В.А. Таранухиным чумную вспышку в Восточной Монголии, на склонах Хинганского хребта (в Вейчане), Д.К. Заболотный обратил внимание на монгольский фольклор и окружающую природную обстановку. Тогда же он высказал гипотезу о причинах эндемичности чумы в монгольских степях, где природными источниками чумной инфекции, по его мнению, являются тарбаганы, суслики и другие грызуны.
Заболотный никогда не присваивал себе приоритет в открытии связи чумных заболеваний людей с «тарбаганьей болезнью». Он подчеркивал (1926), что она была подмечена в Забайкалье еще до него А. Черкасовым, М.Э. Белявским, В.Я. Кокосовым, А.П. Решетниковым. Находясь уже на покое, врач В.Я. Кокосов опубликовал в 1911 г. в газете «Волгарь» очерк воспоминаний «Тарбаганы и чума». Работая в Забайкалье с 1882 г., он давно уверился в том, что люди заражаются чумой от тарбаганов, осматривал и вскрывал больных сурков, находя у них бубоны, и даже доносил «по начальству» об этих фактах, получая, однако, ответ о бездоказательности его сообщений.
После 1898 г. дальнейшие наблюдения ряда восточных экспедиций Ф.Ф. Скшивана, В.А. Барыкина, В.М. Богуцкого и другие свидетельствовали в пользу предположения Д.К. Заболотного о том, что «различные породы грызунов, по всей вероятности, представляют в природе ту среду, на которой сохраняются чумные бактерии» (1899).