Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв

Но была во всем этом деле и другая сторона, о которой шло столько толков и среди современников и среди позднейших любителей истории. Один ли Годунов был достоин избрания? Не было ли у него соперников, и если были, то какими средствами он их устранил? Все согласны в том, что не без борьбы обошлось избрание Бориса и что Борису надобно бы­ло вести агитацию в свою пользу. Сдержанный "Новый Летописец", вы­шедший, по всей видимости, из дворца патриарха Филарета в царствова­ние его сына Михаила, с кажущеюся откровенностью говорит, что при избрании Бориса "князи Шуйские единые его не хотяху на царство: узна- ху его, что быти от него людем и к себе гонению; оне же от него потом многие беды и скорби и тесноты прияша". До сих пор было принято это­му верить, хотя, может быть, было бы основательнее полагать, что ро­мановский летописец поставил здесь имя Шуйских, так сказать, для отво­да глаз. Ведь Шуйские не терпели от царя Бориса "потом" скорбей и тес- нот и с этой стороны вряд ли могли его "узнать". Не к ним должна быть отнесена эта фраза лет( «гисца, а всего скорее к Романовым и Вельскому, которые действительно претерпели в царствование Бориса. И в самом деле никакой другой источник не говорит об участии Шуйских в борьбе против Бориса; напротив, о Романовых и Бельском есть интересные из­вестия как о соперниках Бориса. Есть даже намеки на прямое их столк­новение с Годуновым в 1598 году. К сожалению, эти известия и намеки недостаточно обстоятельны и ясны.

Когда Андрей Сапега сообщал из Орши, где он был старостой, гетману Христофору Радивилу первые, наскоро собранные известия о московских делах по смерти царя Федора, то уже в январе 1598 года мог он точно назвать четырех претендентов на царский сан: Б.Ф. Годунова, кн. Ф.И. Мстиславского, Ф.Н. Романова и Б.Я. Бельского. Из них наибо­лее серьезным в ту минуту считал он Федора Никитича - по родству с умершим царем, а наиболее решительным - Бельского, который, желая будто бы стать великим князем, приехал в Москву с большим скопом (z wielkim ludem), как только узнал о кончине царя. Шпионы Сапеги сооб­щали ему, что московские люди опасаются даже кровопролития при цар­ском избрании. Тремя неделями позже А. Сапега получил известие, будто сам царь Федор, умирая, указывал избрать на царство Федора или Алек­сандра Романовых, или Мстиславского, или Годунова. При некотором оби­лии подобных новостей А. Сапега ни одного слова не слышал о каких бы то ни было притязаниях Шуйских: их нет совсем в числе претендентов, ни одна версия рассказов о московских делах не возвышает Шуйских до такой роли. Сапега знает о Шуйских только то, что один из них будучи свояком (szwagrem) Бориса Годунова, старался примирить его с Федором Никити­чем и с другими боярами и убеждал бояр ничего не делать без ведома и участия Бориса. Это, очевидно, кн. Дмитрий Иванович Шуйский, который был женат на сестре Борисовой жены и потому зачислялся в сторонники Годунова. Такую же второстепенную роль знатной годуновской родни от­водит Шуйским и Исаак Масса, когда говорит о времени Годунова, а у Ив. Тимофеева и у Маржерета находим интересные намеки на приниженное положение Василия Шуйского и его братьев при "первоцаре" Борисе. Ни в одном из прочих источников, относящихся к изучаемому моменту, Шуй­ские не стоят в числе фамилий, притязавших на венец. Исключение со­ставляет одна "повесть 1606 года" (иначе "иное сказание"), за которою твердо установлена репутация злостного памфлета, продиктованного кружком самих Шуйских. Нет нужды теперь доказывать, что этой повести в данном вопросе невозможно доверять. Стоит нам вспомнить, что семья Шуйских прошла при Грозном через его опричнину и тем купила свою целость и безопасность в тяжелое время гонений на Рюриково племя, и мы поймем всю лживость повести, уверяющей нас, что при Грозном "ве­ликие бояре" Шуйские были "верными приятелями" и "правителями" и "господнею" над "лукавым рабом" Борисом Годуновым. Нет, в 1598 году политическая роль Шуйских еще не начиналась, и они, живя пока в преда­ниях опричнины, находились в послушании у того самого Годунова, над па­мятью которого впоследствии они так зло и неблагодарно надругались64.