Читаем Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв полностью

К перечисленным выше проявлениям народного движения против московского правительства надобно присоединить беспорядки местного характера и из них прежде всего бунт астраханского гарнизона, кото­рым руководил астраханский воевода князь Им. Дм. Хворостинин, двою­родный брат близкого к Самозванцу и сосланного Шуйским князя Ивана Андреевича. Едва ли здесь не действовала семейная вражда к Шуйскому Хворостининых, много терявших с низвержением благоволившего к ним Самозванца. С другой стороны, местным характером отличалось глухое брожение среди восточных инородцев в Перми и на Вятке, также на за­падных окраинах новгородских и псковских. Здесь не было заметно склонности к активной борьбе с Москвой, но явно было нежелание слу­жить царю Василию и склонность к имени царя Димитрия105.

Мы очертили теперь всю ту территорию, на которой царь Василий не получил желаемого признания. По странной игре исторических случай­ностей царь из великородных бояр, громко отрекавшийся от опричнин- ных традиций'последних трех царей московских, был признан' как раз теми местами государства, которые так недавно составляли ненавист­ную ему опричнину и новый "двор'*, и, наоборот, он был отвергнут и по­руган теми областями, которые были Грозным оставлены в старом "зем­ском" порядке управления. Действительность как-будто бы доказывала реакционному правительству, состоявшему из притязательных княжат, что угнетавшая их опричнина оказалась могучим средством водворения государственной дисциплины, державшей замосковные и поморские об­ласти в повиновении даже такому слабому и самоуправному правителю, каким был Шуйский. Московский север до поры до времени молча на­блюдал за развитием Смуты в южной половине государства и пока по­слушно посылал Москве людей и средства для борьбы с мятежом. Непо­средственно Смута его еще не коснулась, и настроение северных городов не сказывалось ни в чем.

Ш 

Поход к Москве Болотникова, Пашкова и рязанских дру­жин. Раскол в стане мятежников и отпадение рязанцев на сторону Шуйского. Переход царя Василия в наступле­ние. Отпадение Пашкова от мятежников и бегство Бо­лотникова. Значение рассказанных событий 

В первое время народного возбуждения против царя Василия с его боярским правительством все области московского юга готовы были со­единиться в одном порыве против общего врага, не входя в разбор своих взаимных отношений. Когда Болотников от Кром вступил в область за- оцких и украинных городов, к нему присоединились ратные люди Калуги и Алексина, присоединился и Истома Пашков со своими детьми боярски­ми. Немногим позднее на последних маршах к Москве сошлись с Болот­никовым рязанские войска Сумбулова и Ляпунова. Единая армия мятеж­ников 12 (22) октября подошла к Москве и стала готовиться к блокаде столицы. А в это время еще новая волна мятежных сил приливала с юга к московскому центру: шли из Путивля на Тулу казачьи отряды вора Петрушки. Современники, наблюдавшие развитие мятежа и поражен­ные небывалым и непонятным движением масс во имя "мертвого зло­дея", не были в состоянии сразу определить, кто и зачем поднялся на Москву. Одним именем "воров" окрестили они и казачью голытьбу, при­шедшую с Поля, и холопов, бежавших из господских дворов, и рязан­ских дворян, приехавших под Москву с больших вотчин и поместий. Не отдавая себе отчета в том, какие побуждения привели под столицу ту или другую группу восставших, москвичи говорили вообще, что они вос­стали "на разорение православного христианства".

Но прошел первый месяц московской осады, и взаимное отношение общественных элементов стало разъясняться. Грамоты Болотникова по­казали и врагам и союзникам его истинный характер стремлений этого вождя. Патриарх Гермоген в ноябре 1606 года извещал свою паству, что "воры" под Москвой желают не только смены царя, но и коренного об­щественного переворота, именно истребления руководящих политичес­кой и экономической жизнью государства общественных слоев. Столь радикальная программа "воров", бросая в панику тех, на кого она была направлена, нравилась московской черни. Шел слух, что разнузданная предшествующими событиями толпа могла бы передаться на сторону мятежников и погубить Москву, если бы в самом лагере восставших не произошло раскола. Возможность коренной общественной ломки испу­гала многих союзников северских дружин и повела к тому, что ополче­ние распалось ранее, чем достигло под Москвой какого-либо успеха106.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное