Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв

Долго собиралось с силами московское правительство, раньше чем отважилось на открытый бой с воровским станом. Когда мятежники по­дошли к столице, она была лишена гарнизона. Войска князей Воротын­ского и Трубецкого, бесславно отступившие от Ельца и Кром, были рас­пущены или сами разошлись со службы; "ратные люди, отъехав к Моск­ве, разъехалися по своим домом", говорит о них летопись, "царь же Васи­лий на Москве бысть не с великими людьми". Нельзя поэтому удивлять­ся, что москвичи испытали панику при виде "воров". В самый день появ­ления неприятеля под стенами Москвы, 12 октября, "некто святый муж", не пожелавший огласить свое имя, видел чудесное виденье: ему свыше было открыто, что москвичам грозит гибель за их "лукавые нравы", за то, что "несть истины во мире же и в патриарсе, ни во всем священном чину, ни во всем народе". Неведомому мужу велено было проповедовать москвичам покаяние; он обратился к благовещенскому протопопу Те­рентию, большому любителю витийства, и протопоп тотчас же облек видение в нарядную литературную форму. В таком виде оно было чита­но в кремлевских церквах; служились просительные молебны и был ус­тановлен покаянный пост почти на целую неделю, с 14 по 19 октября. Этот случай показывает нам меру нравственного потрясения, перенесен­ного Москвой в виду непонятного и страшного врага, с которым нечем было бороться. Одно покаяние, как думали благочестивые люди, спасло город от божьего гнева. Простодушный автор рассказа о событиях 1606-1607 года именно вышнему милосердию был склонен приписать сверхъестественное ослепление мятежников: увидев всего 200 холмогор­ских стрельцов, идущих Ярославскою дорогою в Москву, "воры" оробе­ли: "показася им сила велика и страшна зело, яко тысящь за пять и бо­ле". Страх "воров" возрос еще больше, когда находившийся у них "Мос­ковского государства служилый пан, именем Севастьян", объяснил им что двинские стрельцы - "великие ратницы и зело смелы к ратному де­лу", что он видел их "послугу", когда ходил с ними воевать Каяну, и что "аще только их пришло пять тысящ, то могут воевати за пятдесяг тысящ и боле". Так господь чудесно показал ворам "свою страшную невиди­мую силу", идущую на помощь Москве. Она-то и привела в разум Исто­му Пашкова: испугавшись рассказов пана Севастьяна, он бил челом царю Василью и привел к нему своих казаков. Любопытно, что в том рассказе действует историческое лицо, пан Севастиан Кобельский, на самом деле участвовавший в нападении на Каяну в 1591 году. Потрясенные события­ми умы, стало быть, не измышляли чудес, но они искали объяснения все­му происшедшему в сверхестественном вмешательстве просто потому, что не дерзали объяснить явления из действительной обстановки. Вера современников в исключительно чудесное избавление Москвы от опас­ности и гибели дает нам понять всю силу пережитой москвичами пани­ки108. Настроение города и правительства стало подыматься лишь тогда, когда обнаружилось, что у мятежников не хватает сил для полной блока­ды Москвы, и когда стали подходить в Москву по свободным дорогам вспомогательные отряды. Пришли двинские стрельцы; смоленский вое­вода Мих. Бор. Шеин прислал с воеводой Г.М. Полтевым смоленских де­тей боярских и стрельцов; от Волока и Можайска подходили с окольни­чим Иваном Федоровичем Колычевым отряды из Вязьмы, Дорогобужа, Серпейска и из принесших повинную городов "Ржевской украйны". В то же время отъехали от воров и рязанцы. В конце ноября москвичи уже нанесли первое крупное поражение "ворам" у Тонной слободы и стали готовиться к решительному удару. Царь собрал на 2 декабря всех, кто мог взяться за оружие: "стольников, и страпчих, и дворян, и жильцов, и дьяков, и подьячих и всяких служилых людей". Служили торжественный молебен у раки царевича Димитрия, всех ратных людей кропили святой водой и благославляли крестом в Калужских воротах, которыми выходи­ли в поле войска Шуйского. Во время боя, происшедшего 2 декабря под Коломенским, обнаружилось настроение Истомы Пашкова. С четырьмя или пятью сотнями своих воинов он перешел на сторону царя Василия и бил ему челом "за вину свою". Его измена решила дело: Болотников был отброшен от Москвы. Заметим, что хотя Пашков и добровольно оставил воров, хотя он затем был пожалован царем и верно ему служил, однако ему не прошло даром слишком продолжительное колебание меж­ду двумя лагерями: официальные грамоты Шуйского, говоря о победе над ворами, поставили "Истомку" в число военнопленных воровских ата­манов.