Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв

Летопись сохранила нам любопытный рассказ о том, какую встречу приготовил Гермоген этим "воровским" боярам и дьякам. Когда коро­левские агенты явились в самую Москву и всем кружком пришли в Ус­пенский собор, прося патриаршего благословения, патриарх сказал им слово. Он готов был благословить их, если они "пришли правдою, а не ле- стию", и не мыслят на православную веру; в противном случае он грозил им проклятием. М.Г. Салтыков спешил "с лестию и со слезами" убедить Гермогена, что Владислав "будет прямой истинный государь", и тогда па­триарх смягчился и благословил пришедших, однако не всех. Исключение составил Михалко Молчанов, хорошо всем известный "изменник". Гермо­ген закричал на него и велел "его из церкви выбить вон безчестне". Так с первых шагов своих в Москве дельцы тушинского кружка были встре­чены с явным недоверием. А их исключительное положение при польско- литовском военачальнике "боярине" Гонсевском и влияние на ход дел в столице очень скоро возбудили против них не только московское боярст­во, но даже и самого М.Гл. Салтыкова. Сохранились интересные письма того времени, посвященные как раз больному вопросу о взаимных отно­шениях лиц, столкнувшихся в Москве из-за власти. Федор Андронов, только что приехав под Москву в августе 1610 года, уже доносил Льву Са- пеге, что необходимо изменить состав московской администрации: "в при­казы б потреба инших приказных людей посажать (писал он), которые бы его королевскому величеству прямили, а не Шуйского похлебцы". На этот предмет он просил дать "полную об всяких делех науку", т.е. ин­струкцию, Гонсевскому, который в то время должен был выехать от ко­роля в Москву. Указывая на необходимость захватить в королевские руки тех московских деятелей, "которые туто были при Шуйском и болши бро- или (т.е. делали зло), нежели сам Шуйский", Андронов докладывал вместе с тем, что надо остановить самоуправство и другой стороны, именно слуг Сигизмунда. Он доносил, что Салтыков (Иван Михайлович, бывший тог­да при Жолкевском) "дает листы на поместья" так же самоуправно, как дает их гетман и как "в столице дают поместья". Старшему Салтыкову, Михаилу Глебовичу, пришлось оправдываться против такого рода обви­нений и доносов. Он, в свою очередь, жаловался Сапеге на Гонсевского и его "веременников", вроде Андронова, и писал, что в Москве дела идут неправильным ходом. Московских людей эти "изменники" притесняют и озлобляют и "гонят от короля", в Гонсевский "их слушает и потакает", "переимает всякие дела по их приговору на себя, не россудя московского обычая"; договор 17 августа не соблюдается, "все стало переменно, а не постоятельно". "Со Мстиславского с товарыщи и с нас дела посняты, - го­ворил далее Салтыков, - и на таком (как мужик Андронов) правительство и вера положена". Эти замечания подтверждаются с другой стороны. По воспоминаниям московских бояр, избранный на царство королевич еще в

Москве не бывал, а у них у всех честь отнял; прислал в Москву с Гонсевским, Московского государства изменников, самых худых людей: торговых мужиков, молодых детишек боярских, а подавал им окольниче­ство, казначейство, думное дьячество. "Уж и не было в худых никого, - говорили впоследствии бояре панам, - кто бы от государя вашего думным не звался!". О поведении Гонсевского в Москве в 1610-1611 гг. бояре го­ворили ему самому в лицо: "К боярам (в думу) ты ходил, челобитные при­носил; только, пришедши, сядешь, а возле себя посадишь своих советни­ков, Михайлу Салтыкова, князя Василья Масальского, Федьку Андроно­ва, Ивана Грамотина с товарищи, а нам и не слыхать, что ты с своими со­ветниками говоришь и переговариваешь; и что велишь по которой чело­битной сделать, так и сделают, а подписывают челобитные твои же со­ветники дьяки Иван Грамотин, Евдоким Витовтов, Иван Чичерин да из торговых мужиков Степанка Соловецкой; а старых дьяков всех ты ото­гнал прочь"194.