Читаем Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв полностью

Таковы отзывы современников о том порядке или, вернее, беспорядке в отношениях московских властей, какой создался после признания Вла­дислава. Отзывы эти очень близки к истине. Можно точно установить, что боярское правительство в Москве очень скоро после договора с Жол- кевским 17 августа было отстранено от дел и заменено новыми людьми. Уже в августе под Москвою и в самой Москве оказались думный дьяк Иван Грамотин с званием печатника или, как он сам себя величал, "печат­ника великие монархии Московские"; князь Василий Мих. Масальский, которому был дан лист "на дворчество"; Федор Андронов, которому дана была должность казначея; отец и сын Салтыковы, оба бояре. За ними по­следовал десяток других думцев и дьяков, которые понемногу определя­лись к делам, пока, наконец, общим распоряжением короля 10 (20) января 1611 года они все были распределены по московским приказам согласно ранее составленному списку "урядов". Это распоряжение было послед­ним ударом старому административному строю, в котором высшие места принадлежали "похлебцам" и "ушникам" Шуйского; теперь вместо них везде сели агенты короля. В то же время, как шли перемены в админист­рации, менялись отношения и в думе. Гонсевский перестал стесняться в отношении бояр с той поры, как возникло дело о сношениях бояр с Во­ром. Это дело было поднято в середине октября, если еще не ранее. Гон­севский дознался, что какой-то поп (его называют Харитоном, Иларио- ном, Никоном) много раз ездил из Москвы от бояр к Вору в Калугу и об­ратно и возил Вору письма от князей Голицыных, Воротынского и Алек­сандра Федоровича Жирового-Засекина. Попа пытали 15 (25) октября, и он, выгораживая князя А.В. Голицына, о других упорно повторял, что они были в тайных сношениях с Вором. Гонсевский имел сведения, что войска Вора должны были, по тайному соглашению с мосвичами, на­пасть на Москву ночью 28-29 октября, побить поляков с их друзьями и за­хватить Мстиславского. Поэтому пан ввел в Кремль несколько сот нем­цев, приготовил орудия на стенах и, приведя Москву в осадное положение, взял управление городом в свои руки, "nemine contradicente". Нельзя, ко­нечно, распутать это дело и сказать, кто и в чем был виноват. Поляки

20 С Ф. Платонов впоследствии указывали, что это дело велось гласно и попа в Москве пы­тали сами бояре, и пытали "не тайно, но созвав многих дворян и гостей и старост и соцких". Бояре же в ответ утверждали, что это дело "затеяли" и вора-попа научили на бояр поляки. А князь В.В. Голицын под Смолен­ском громко протестовал против оговора попа Харитона и против пове­ривших ему "бояр": на них он хотел "богу жаловаться" и в своем бесчес­тье государю бить челом. Ясно, однако, то, что Гонсевский очень ловко воспользовался возникшим против бояр подозрением. Он заставил, в виду военной опасности, московскую администрацию передать в его руки осо­бые полномочия и полную власть над московскими крепостями. Он даже арестовал князей А.В. Голицына, И.М. Воротынского и А.Ф. Засекина. Остальные же бояре, хотя и не были "даны за приставов", однако чувст­вовали себя "все равно, что в плену", и делали то, что им приказывал Гонсевский и его приятели. От имени бояр составлялись грамоты, боярам "приказывали руки прикладывать - и они прикладывали". При боярах "изменники" распоряжались царской казной и продавали ее, а бояре "лишь только сидели да смотрели". Новые, вовсе худые люди злорадно издевались над попавшими в неволю боярами, а старых дьяков они "ото­гнали прочь". Один из этих "старых", Григорий Елизаров, убежал в это время "от беды и нужды" в чернцы в Троице-Сергиев монастырь, а потом в Соловки. Другие томились в Москве. "Бог видит сердца наши, - говори­ли впоследствии бояре, - в то время мы все живы не были". Зато были "живы" люди неродословные, желавшие получить себе честь выше меры хотя бы службою Сигизмунду. С наивной наглостью обращались к коро­лю за боярством такие люди, каковы были, например, рязанские дворяне Ржевские, служившие с города по "выбору". Они лгали королю, будто их "родители преж сего бывали у великих государей в боярех и в окольни­чих и в думных", и просили короля пожаловать одного из них в бояре, а другого в окольничие, чтобы им "пред своей братьею в позоре не быть!". Вокруг поруганного боярства и ниспровергнутой думы начиналась поли­тическая вакханалия меньшей "братьи", желавшей санов, власти, богатст­ва и думавшей, что ей легко будет завладеть Москвою путем унижения и измененного раболепства перед иноверным победителем195.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное