Такой исход теперь может казаться естественным и вполне понятным. Тогда же он был непредвиденным и неожиданным. Он был осложнен большою путаницею политических и общественных отношений, которая мешала московским людям понять свое положение и определить направление своих действий. Прежде всего, условия избрания Владислава не были, как известно, приняты Сигизмундом, и король желал собственного воцарения на московском престоле, Если бы он заявил свое желание даже с полною откровенностью, оно вряд ли могло бы быть обсуждаемо и принято в боярской думе или в посольском стане под Смоленском. Дума и другие элементы власти, бывшие в самой Москве, не составляли в ту минуту всего правительства, точно так же, как и "великое посольство" с частью земского собора, бывшее у короля. Вместе они составили бы полномочное правительство, или "всю землю", - тот "совет всея земли", который избрал Владислава и, пожалуй, мог бы перевести его полномочия на Сигизмунда. Порознь они не видели возможности действовать. Именно в этом смысле и говорил свои знаменитые речи князь В.В. Голицын под Смоленском. Получил он от имени бояр приказания, противоречившие наказу, данному послам от всяких чинов "служилых и жилецких людей" 17 августа, - и отказался повиноваться боярам. Он говорил, что "отпуща- ли нас к великим государем бити челом патриарх и бояре и все люди Московского государства, а не одни бояре; ...а от одних бы бояр я, князь Василий, и не поехал; а ныне они такое великое дело пишут к нам одни, мимо патриарха и всего освященнаго собора и не по совету всех людей Московского государства"... "Как патриарховы грамоты без боярских, так и боярские без патриарховых грамот не годятся (говорили за Голицыным все послы); надобно ныне делати по общему совету всех людей, а не одним бояром, всем государь надобен, и дело нынешнее общее всех людей". Так послы выражали понятие о том правительстве, которое их послало и частью которого сами они были. Казалось бы, московским боярам в виду таких речей легко можно было решиться на то, чтобы созвать новый земский собор в Москве и его именем приказывать "великим послам". Однако поступить так было немыслимо, ибо все знали, что прежний собор, давший санкцию избранию Владислава, не был распущен, а только разделился, и часть его действовала при послах под Смоленском. Там, в посольском стане, происходили даже общие соборные совещания послов от боярской думы "с митрополитом Филаретом и со всеми людьми", которые были с послами "с Москвы ото всее земли посланы". Таким образом, ни бояре без послов, ни послы без бояр не могли принимать решений за всю землю, и обеим частям московского правительства оставалось только твердо держаться статей сообща ими принятого договора 17 августа. Поэтому все старания Сигизмунда заменить своей собственной кандидатурой кандидатуру его сына на московский престол должны были разбиться о пассивное сопротивление московских людей, сознававших, что нет законного пути для удовлетворения королевских вожделений пока московское правительство останется разделенным. Это сознавали, очевидно, и дипломаты Сигизмунда. Они, как известно, приняли меры к тому, чтобы отправить обратно в Москву сопровождавших посольство "дворян из городов". Уже в то время, когда Жолкевский ехал из Москвы к королю, т.е. в октябре 1610 года, он встречал служилых людей из посольского конвоя, которые от бескормицы и насилий "во множестве ехали обратно в столицу". Но это был пока конвой. В декабре же Сигизмунду удалось соблазнить большинство посольской свиты и склонить к отъезду в Москву более сорока человек дворян, стрельцов, подьячих, гостей и торговых людей из числа тех, которые были "с послы", т.е. принадлежали к составу земского собора. С послами остались всего до двадцати дворян. Смысл этого раздробления посольства заключался в том, что с удалением из него сословных представителей посольство теряло значение части земского собора и превращалось в случайную группу политических упрямцев, с которыми можно было более не церемониться. Отослав в Москву думного дворянина Сукина, архимандрита Евфимия, келаря Авраамия Палицына и прочих членов посольства, Сигизмунд давал возможность московским боярам собрать вокруг себя новый совет "всея земли" и принять с ним вместе новые условия унии с Речью Посполитою, более приятные для самого короля Сигизмунда. Казалось, препятствие было устранено, и Москва могла признать над собою королевскую власть, если бы боярское правительство этого захотело192.