Читаем Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв полностью

Первые признаки смуты в занятой поляками Москве появились в октя­бре 1610 года, когда князья Воротынский и А. Голицын были посажены на их дворах за приставами по обвинению в сношениях с Вором. За их де­лом возникло дело стольника Вас. Ив. Бутурлина, обвиненного в том, что, по соглашению с Пр.П. Ляпуновым, он "в Москве немцов тайно под­говаривал" на избиение поляков. Эти немцы, введенные Гонсевским в Кремль после доноса на Воротынского и Голицыных, должны были, буд­то бы, ночью ударить на поляков и побить их. Неизвестно, основательны ли были все подобные обвинения, но они привели к важным последстви­ям. Польских гарнизон счел их достаточным поводом для того, чтобы вмешаться "в справы московские": захватить "ключи от ворот городо­вых", привести весь город на военное положение, запереть наглухо доб­рую половину городских ворот; в остальных воротах и на стенах поста­вить караулы, а по улицам посылать патрули. Москва приняла вид завое­ванного города: населению было запрещено носить оружие; у улиц были уничтожены охранительные решетки; в город не пускали подгородных крестьян; ночное движение по городу было запрещено, так что даже свя­щенникам не давали ходить к заутрене. Добровольное подчинение "царю Владиславу" становилось похоже на позорный плен и иноземное завоева­ние. В те же самые дни, когда в Москве водворяли этот военный порядок, там получены были первые тайные письма от великих послов, посланные ими 30 октября, с предупреждениями о планах Сигизмунда. Насилия в Москве, таким образом, связывались с известиями о насилии под Смо­ленском. 21 ноября последовал штурм Смоленска, который, однако, не удался. Известие о нем должно было потрясти московские умы, не пости­гавшие, каким образом мог король продолжать военные действия во вре­мя переговоров о мирном соединении государств; "так ли сыну прочити, что все наконец губити?", говорили москвичи о короле. Пролитие крови под Смоленском было для русских людей доказательством двоедушия ко­роля и побуждало окончательно не верить ни королю, ни его московским слугам. Когда 30 ноября М.Г. Салтыков явился к патриарху с каким-то разговором о короле, желая, вероятно, склонить Гермогена на уступки Сигизмунду, "все на то приводя, чтоб крест целовати королю самому", то Гермоген дал волю своему негодованию и отказался от всяких уступок. На другой день к патриарху пришли и другие бояре с Мстиславским во главе и, по согласному показанию современников, стали просить патриар­ха, чтобы он "благословил крест целовати королю". Гермоген отказался, и между ним и Салтыковым произошла бурная ссора. Салтыков, по од­ним известиям, бранил Гермогена площадною бранью, по другим же, да­же не остановился на "продерзке словесной", а бросился на патриарха с ножом. Потом он опомнился и "прощения испросил" у патриарха, оправ­дываясь тем, что "шумен был и без памяти говорил"; однако для Гермоге­на этот случай имел решительное значение. Мы не знаем, точно ли о кре­стном целовании на имя короля просили бояре патриарха, но Гермоген именно так истолковал их просьбу. Он немедля послал "по сотням" и со­брал московских гостей и торговых людей в Успенский собор. Там он прямо объяснил им положение дел, запретив присягать королю, и по его слову московские люди "отказали, что им королю креста не целовать". Так выступил Гермоген на открытую борьбу с королем Сигизмундом202.

В первые недели этой борьбы Гермоген не считал возможным призы­вать народ к открытому восстанию против поляков. Два обстоятельства переменили его настроение и вынудили его к тому, чтобы "повелевати на кровь дерзнути". Первое из них - смерть Вора (11 декабря 1610 года), второе - распадение великого посольства и отъезд его членов в Москву, что случилось в начале того же декабря. Давно и очень хорошо выяснено С.М. Соловьевым то значение, какое имела гибель самозванца в Калуге на ход событий в Московском государстве. У тех московских людей, ко­торые боялись торжества казачьего "царика" над Москвою в случае столкновения Москвы с поляками, теперь развязались руки для действий против поляков. Гермоген принадлежал именно к числу таких людей. По всем указаниям, он тотчас после смерти Вора начал думать и говорить об открытой борьбе против иноземного господства в Москве. Разъезд из- под Смоленска земских представителей, бывших при послах, мог только узаконить для Гермогена призыв к восстанию. В Москве на глазах патри­арха, осенью 1610 года, произошел государственный переворот, состояв­ший в том, что правительство седмочисленных бояр было насильственно заменено новым правительственным кругом королевских агентов. Те­перь, в декабре, этот переворот завершался упразднением земского сове­та при послах, отправленных к Владиславу и Сигизмунду. Обе составные части законного московского правительства теперь были упразднены; их сменили польские воеводы и чиновники да русские изменники и безза- конники, служившие королю. Страна попала во власть иноземных и ино­верных завоевателей; против них возможно было действовать только оружием203.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное