Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв

Положение Прокопия Ляпунова на Рязани давало ему особую силу и вли­яние. Во-первых, он был облечен властью воеводы и в то же время при­надлежал к составу местного дворянства; административные полномочия соединялись у него с возможностью житейского влияния на среду, ему давно близкую и хорошо известную. Во-вторых, он уже несколько лет в качестве главного воеводы действовал в крае, имевшем для столицы осо­бенное значение. Рязань снабжала Москву хлебом и содержала своим зе­мельным фондом лучшие отряды Московского гарнизона. Владея, по сло­вам Жолкевского, большим расположением (fawor) народа, сознавая свою силу и влияние, понимая значение своего края в ряду московских облас­тей, Пр. Ляпунов должен был ценить себя очень высоко. Именно потому он и считал за собою право и обязанность вмешиваться в общегосударст­венные дела и возвышать свой голос перед членами боярской думы, к числу которых он и сам принадлежал по чину думного дворянина. Именно этим, а не желанием престола следует объяснять движение, начатое Ляпу­новым против Сигизмунда тотчас же, как патриарх обратил к Ляпунову свое воззвание206.

Одновременно с движением на Рязани началось одинаковое движение и в других московских областях. Перечислить эти области нет возможно­сти, потому что грамоты, относящиеся к данному моменту Смуты, не ука­зывают точно первоначальных очагов восстания против польской власти, а ограничиваются лишь глухим упоминанием о "многих городах", кото­рые от королевича "отступили". Но во всяком случае одним из таких пер­воначальных очагов был Нижний-Новгород. Выше не раз указывалось то значение, какое имел этот крупный город для восточной части Москов­ского государства. Обладая большим рынком и сильною крепостью, Ни­жний послужил надежным базисом для военных действий в Клязьмен- ском краю во время борьбы с Тушином в 1608-1609 гг. Тогда он предста­вил собою центр для очень значительного района волжских и окских об­ластей. С таким же значением центра выступил он и в 1610-1611 гг., в по­ру движения против Владислава. Очень рано, еще в декабре 1610 года, за­вязались у Нижнего-Новгорода постоянные сношения с Гермогеном, про­должавшиеся и весь 1611 год. Нижегородский "мир" в полном составе, - от архимандритов, воевод и земских старост до стрельцов, казаков и слу­жилых иноземцев, - не один раз посылал к патриарху ходоков "бесст­рашных людей": сына боярского Романа (или Ратмана) Пахомова и посад­ского человека свияженина Родиона Мосеева. Эти люди проникали к пат­риарху даже тогда, когда он был под арестом, и носили к нему "советные челобитные" и "отписки" от нижегородцев, а от него просили "подлин­ных вестей" и указаний, что делать. Уже 12 января 1611 года Пахомов и Мосеев приехали в Нижний от патриарха и привезли его словесные инст­рукции, - знак, что сношения Гермогена с Нижним были налажены еще в ту пору, когда только что возникала решимость на открытую борьбу с Сигизмундом. Полученные вести Нижний распространял по другим горо­дам, и таким образом брал на себя как бы руководство движением, стано­вился в его челе. Такое же руководящее значение получал и центральный город среднего Поволжья - Ярославль. Движение в нем против поляков возникло очень рано, и, по сообщению самих ярославцев, даже прежде, чем патриарх начал писать к Ляпунову свои грамоты. В феврале 1611 го­да ярославцы сообщали в Вологду, что к ним ранее "с Москвы паны при­езжали" и теснили их поборами и что в Ярославле самостоятельно, - до всяких указаний из Москвы, решили сопротивляться панам. "И как, гос­пода, - говорили ярославцы волгожанам, - мы панам в кормех отказали, что нам кормов давать невозможно, а се мы крест целовали на том, что было панам на Москве и во всех городах Московского государства не бы- ти, - и на Москве, господа, от литовских людей ...почало быть утесненьем и насильство великое и с Москвы, господа, святейший Ермоген... и мос­ковские люди писали на Рязань" и т.д. Стало быть, Ярославль зашеве­лился самостоятельно, и ярославцы очень рано поднялись против поляков сами по себе всем городом. Их военные приготовления были закончены уже в феврале, и в последнюю неделю февраля ярославские дружины уже вышли в поход. В городе остались с воеводою И.В. Волынским "дво­ряне старые

для всякого промыслу: всех выбивати (на службу) и по горо­дом писати". От этих-то стариков с ярославским духовенством и посадски­ми людьми шли по городам (между прочим, "в царствующий преславный град Казань") прекрасно написанные грамоты, из которых видно, что ярославский "мир" считал себя средоточием всех северных областей. Он призывал к себе с севера дружины для общего похода к Москве и выбор­ных людей для совета и почитал своею обязанностью разъяснять другим городам положение дел в государстве. "Мы вам не от одного Ярославля пишем, - сообщали в Казань ярославцы, - а объявляем вам, - всему миру, что здеся делается"207.