Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв

Итак, патриархг лишенный возможности действовать правильно через "освященный собор", "царский синклит" и "совет всея земли", обратился прямо к народной массе, вызывая ее стать на защиту отечества, В этой массе, потерявшей привычное для нее руководство столичной власти, ско­ро должны были обнаружиться свои вожаки, должен был образоваться свой руководящий круг излюбленных авторитетных людей. Естествен­но, что в этом отношении наибольшее значение выпадало на долю тех лиц, которые стояли во главе местных общественных организаций. Чем крупнее и сильнее была подобная организация, тем шире и действитель­нее было влияние ее представителей, тем виднее они становились сами. Простое соображение говорит нам, что первенствующее значение в на­родном движении должны были получить воеводы и дворяне крупней­ших городов и уездов и выборные власти наиболее людных и зажиточных общин. Если в податных слоях подъем народного чувства вызывал го­товность жертвовать имуществом и людьми, то в среде наиболее видного провинциального дворянства чувствовалась не одна необходимость жертв, но и обязанность взять в свои руки предводительство народным движением. С падением боярского правительства в Москве и с разложе­нием центральной администрации под властью "изменников" обществен­ное первенство переходило к наиболее "честным" людям провинциально­го служилого класса. Когда стало известно, что в Москве "владеют всем" изменники и поляки, что "дьяки с доклады" приходят к Гонсевскому не только "в верх", т.е. во дворец, но "и к нему на двор", что большие бояре посажены "за приставы", а "по приказом бояре и дьяки в приказах не си­дят", - то в уездах служилые люди "больших статей" поняли, что общест­венная вершина разрушена и что теперь они оказываются наверху мос­ковского общественного порядка. Они нередко были связаны родством со столичным дворянством, "выбор" из их среды служил постоянно в самой Москве с московскими дворянами, поэтому московские события им были понятны и близки. Они настолько живо чувствовали необходимость за­ступиться за своих угнетенных в Москве товарищей и родных и встать на защиту всей народности и церкви, что раньше прямого призыва со сторо­ны Гермогена уже справлялись о течении дел в столице и обсуждали по­литическое положение205.

В этом отношении особенно энергичны были рязанцы, у которых, как уже было выше показано, образовались тесные связи со столицею за вре­мя тушинской осады. Благодаря этим связям рязанское дворянство при­выкло играть деятельную роль в московских делах и даже получило ре­шающее значение в перевороте, низложившем Шуйского. Избрание Вла­дислава Москвою совершилось не без сочувствия и участия рязанцев. Во­евода рязанский Прокопий Ляпунов, по словам Жолкевского, "радовался (content byl), услышав, что бояре учинили с гетманом договор о королеви­че". Он послал к гетману с приветствием своего сына Владимира и до­ставлял польскому войску продовольствие из своего Рязанского края. Его брат Захар Ляпунов был в числе земских послов к Сигизмунду и под Смо­ленском не один раз получал от короля жалованные грамоты на земли. Со стороны главных послов Захар даже вызвал обвинение в "воровстве" и измене, так как он, бражничая с "панами", смеялся над Филаретом и Го­лицыным и обвинял их в самоуправстве. Но рязанские вожаки только до тех пор дружили с литвою и поляками, пока не увидели признаков коро­левского двуличия. Когда возникли сомнения в том, что королевич при­едет в Москву, Прокопий Ляпунов сделал запрос об этом московским бо­ярам и стал показывать неприязнь к полякам и московскому правительст­ву. Поляки позднее, в 1615 году, взвели на Пр. Ляпунова обвинение в том, что он сам желал "сесть на государстве" и потому интриговал против них. Но ничто не подтверждает такого обвинения. В обнаруженных москов­скою властью тайных сношениях Прокопия со стольником Вас. Ив. Бу­турлиным в Москве и с братом Захаром под Смоленском нет следов лич­ных вожделений Прокопия. Бутурлин московскими боярами был уличен лишь в том, что "в Москве все вылазучивши, к Ляпунову на Рязань отпи­сывал" и уговаривался с ним ночью ударить на поляков в Москве и по­бить их. О Захаре Ляпунове было дознано лишь то, что он "из-под Смо­ленска с братом своим с Прокофьем ссылается грамотками и людьми; а которые люди были с ним, с Захарьем, под Смоленском и он тех людей своих из-под Смоленска отпущал на Рязань к брату своему Прокофью, - и те люди ныне объявилися у брата его". Всего вероятнее, что Прокопий, собирая под рукою сведения о Сигизмунде, раньше многих других и даже независимо от Гермогена узнал об опасности, какая грозила Московскому государству, и готовился встать на защиту его самостоятельности, не заду­мываясь пока о том, кто сядет впоследствии на государство в Москве.