Читаем Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв полностью

Раз обстоятельства привели Ляпунова к сближению с "воровскими со­ветниками" и казачеством, он должен был почувствовать и неизбежные последствия этого сближения. Прежних "воров" ему уже следовало счи­тать такими же прямыми людьми, как и людей из земских дружин: и те и другие стояли теперь "против разорителей веры христианския" за нацио­нальную независимость, за исконный государственный и общественный строй; и те и другие были одинаково желанными борцами "за Московское государство" и заслуживали награды за свой подвиг. Ляпунову казалось, что лучшею наградою для зависимых "боярских людей", которыми тогда полнилась "воровская" казачья сила, будет "воля и жалованье". Вместе с "боярами" из Калуги и Тулы вот что писал он в Понизовье, после того как пришел под Москву: "И вам бы, господа, всем быти с нами в совете... да и в Астрахань и во все Понизовые городы, к воеводам и ко всяким людем, и на Волгу и по Запольским (т.е. за Полем текущим) речкам к атаманом и казаком

от себя писати, чтоб им всем стать за крестьянскую веру общим советом, и шли б нам изо всех городов к Москве. А которые казаки
с Волги и из иных мест придут к нам к Москве в помощь, и им бу­дет всем жалованье и порох и свинец. А которые боярские
люди, и крепо­стные и старинные, и те б шли безо всякого сумненья и боязни: всем им воля и жалованье будет, как и иным казаком
, и грамоты, им от бояр и во­евод и ото всей земли приговору своего дадут". Нет сомнения, что этот призыв имел в виду привлечь под Москву все бродившее на Поле казаче­ство, направить его силы в интересах земщины и, взяв казаков на земское инждивение, сделать беспокойную казачью массу безвредною для обще­ственного порядка. Но, разумеется, этот призыв не провозглашал общего социального переворота и не сулил свободы всем боярским людям, кото­рые оставили бы своих господ для службы в земской рати под Москвою. Грамота земских воевод разумела лишь тех боярских людей, которые с "иными казаками" уже жили на Поле "старо" и могли явиться под Москву в составе казачьих станиц. Только таким беглым людям обещали свободу и жалованье, т.е. поместные и денежные дачи и хлебный корм, "как и иным казакам". Однако подобное обещание было, как далее увидим, очень рискованным: с одной стороны, оно будило надежды на освобожде­ние и у тех, кому этого не думали обещать, а с другой стороны, оно спо­собствовало собранию больших казачьих масс в центре государства. Под Москву во множестве сходились и боярские люди и вольные казаки, жда­ли воли и жалованья, а вместе с тем не могли отстать и от "воровства", к которому крепко привыкли за смутные годы210.

Итак, в составе ополчения 1611 года ясно различаются три слоя: во- первых, старые войска царя Василия, т.е. дворяне с Оки, мужики с Клязь­мы и из волжских мест и отряды из рати Скопина; во-вторых, "из Колуги бояре и воеводы и все ратные люди, которые служили Колужскому" (под­разумевается Вору), и, в-третьих, казачьи скопища: из Тулы "Ивашка За- руцкого полку атаманы и казаки"; из Суздаля Андрея Просовецкого "ка­заки волжские и черкасы, которые подо Псковом были"; наконец, от­дельные казачьи станицы, сошедшиеся по призывным грамотам к Москве с Поля и из городов. Каждый слой этой рати имел своего вождя: Пр. Ля­пунов стоял во главе первого слоя; князь Дм.Т. Трубецкой был знатней­шим из калужских воровских бояр; Заруцкий и Просовецкий были атама­нами крупнейших казачьих отрядов. Сойдясь под стенами московского Белого или Каменного города, разные части войска стали особыми лаге­рями от устья Яузы до р. Неглинной и до Тверских ворот (западная часть Каменного города оставалась до времени в обладании польского гарнизо­на Москвы). При этом, однако, случилось так, что казачий табор Тру­бецкого и Заруцкого стал "против Воронцовского поля", между станом Ляпунова с его рязанцами (у Яузских ворот) и лагерями других земских дружин (от Покровских ворот до Трубы и далее). Земские дружины, та­ким образом, были разрознены и разделены казачьими, - ошибка, кото­рой постарались избежать вожди ополчения 1612 года, но которая имела роковое значение для ополчения 1611 года7 К

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное