Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв

В понятие власти московского государя входили два признака, одина­ково существенных и характерных для нее. Во-первых, власть москов­ского государя имела патримониальный характер. Происходя из удельной старины, она была прямою преемницей вотчинных прав и понятий, отли­чавших власть московских князей XIV-XV вв. Как в старое время всякий удел был наследственной собственностью, вотчиною своего "государя" удельного князя, так и все Московское государство, ставшее на место ста­рых уделов, признавалось "вотчиною" царя и великого князя. С Москов­ского государства это понятие вотчины, переносилось даже на всю Рус­скую землю, на те ее части, которыми московские государи не владели, но надеялись владеть: "не то одно наша отчина, - говорили московские князья литовским, - кои городы и волости ныне за нами, - и вся Русская земля... из старины, от наших прародителей, наша отчина". Вся полнота владельческих прав князя на наследственный удел была усвоена москов­скими государями и распространена на все государство. На почве этой удельной преемственности и выросли те понятия и привычки, которые Грозный выражал словами: "жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны ж есмя". И сам Грозный считал себя собственником своей земли, и люди его времени смотрели на государство, как на "дом" или хозяйство государя. Любопытно, что один из самых впечатлительных и непосредственных, несмотря на вычурность слога, писателей конца XVI и начала XVII вв., Иван Тимофеев, обсуждая последствия прекращения мое ковской династии, всегда прибегал к сравнению государства с "домом сильножителя": очевидно, такая аналогия жила в умах той эпохи. Во-вто- рых, власть московского государя отличалась национальным характером. Московские великие князья, распространяя свои удельные владения и став сильнейшими среди севернорусских владетелей, были призваны ис­торией к деятельности высшего порядка, чем их прославленное удельное "скопидомство". Им, как наиболее сильным и влиятельным, пришлось взять на себя задачу народного освобождения от татар. Рано стали они ко­пить силы для борьбы с татарами и гадать о том, когда "бог переменит Орду". Во второй половине XIV века борьба с Ордой началась, и на Кули­ковом поле московский князь впервые выступил борцом не только за свой удельный интерес, но и за общее народное дело. С той поры значе­ние московских великих князей стало изменяться: народное чувство пре­вратило их из удельных владетелей в народных вождей, и уже Димитрий Донской заслужил от книжников эпитет "царя русского". Приобретение Москвой новых земель перестало быть простым собиранием "примыс- лов" и приобрело характер объединения великорусской земли под единой национальной властью. Трудно решить, что шло впереди: политическая ли прозорливость московского владетельного рода, или же самосознание народных масс, но только во второй половине XV века национальное го­сударство уже сложилось и вело сознательную политику; ко времени же Грозного готовы были и все те политические теории, которые провозгла­сили Москву "новым израилем", а московского государя "царем правосла­вия". Обе указанные черты - вотчинное происхождение и национальный характер - самым решительным образом повлияли на положение цар­ской власти в XVI веке. Если государь был вотчинником своего царства, то ему оно принадлежало, как собственность, со всей безусловностью владельческих прав. Это и выражал Грозный, говоря, что он "родителей своих благословением свое взял, а не чужое восхитил". Если власть госу­даря опиралась на сознание народной массы, которая видела в царе и ве­ликом князе всея Руси выразителя народного единства и символ нацио­нальной независимости, то очевиден демократический склад этой власти и очевидна ее независимость от каких бы то ни было частных авторите­тов и сшГ в' стране. Таким образом московская власть была властью абсо­лютной и демократической22.