Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв

Итак, выросшее численно к концу XVI века казачество еще не объеди­нилось в какой-нибудь правильной организации. Донская община, полу­чившая в XVII веке определенное устройство, в XVI-м только еще за­рождалась; она не захватывала в свой состав не только всех живших на Поле казаков, но даже и всех собственно донских. Верховые донские юр­ты и городки и казачество прочих рек и речек жило в розни, даже во вза­имной вражде: московские казаки громили черкас, черкасы громили мос­ковских, служилые сбивали с речных и степных путей "воровских" каза­ков, воровские грабили и убивали служилых. Масса казаческая в хаотиче­ском брожении легко переходила от разбоя к службе государству, от борьбы с басурманами к насилию над своим же братом казаком. Одно сознание личной независимости и свободы от тягла и принудительной службы, одна вражда к привилегированным землевладельческим клас­сам, "лихим боярам", и отвращение от земледельческого труда, который вел тогда к закабалению работника, объединяли казаческие толпы, про­тивополагая их служилому и тяглому люду, жившему в государственном режиме. С точки зрения современного общежития мало понятно это бро­жение народных масс на границах государства и еще менее понятна та легкость, с какой эти массы входят во временное общение с тем самым государством, из которого они только что вышли и которому повино­ваться они вовсе не расположены. Все это - своеобразные явления той эпохи, когда государство, рожденное порывами к объединению сознав­шей себя народности, определило свой национальный характер, но не ус­пело еще определить территориального состава и социального склада20.

ГЛАВА ВТОРАЯ 

кризис второй половины xvi fieка

i

Симптомы кризиса и его определение 

Мы закончили обзор Московского государства и знаем, как сложен был его состав и как разнообразны были по характеру его части. Торго­во-промышленные северные области со значительным развитием незави­симого от частных владельцев крестьянского землевладения, с процвета­нием сильного не одним многолюдством, но и достатком тяглого посада, с почти полным отсутствием служилого люда на поместьях - мало похо­дили на южные окраинные области, в которых все почти земледельчес­кое население было "прибрано" на государеву службу и пахало на собст­венном своем "поместье" и на государевой пашне, в которых на посадах почти не было тяглых людей и северный "мир" заменен был стрелецкою "сотнею" и казачьим "прибором". Западная часть государства, с ее ста­ринными торгово-промышленными городами Новгородом и Псковом, которые втянули в себя все силы и интересы, руководившие хозяйствен­ной жизнью края, и процветали в то время, когда окрестные места теряли исконное промышленное население, меняя его на пришлое военное, - ма­ло имела общего с восточными областями или Низом, где, наоборот, только что начиналась хозяйственная деятельность русского племени и рядом с военными гарнизонами оседал мирный земледелец и промыш­ленник, недавно пришедший из "верховых" городов. Наконец, центр госу­дарства, в котором крестьяне бросали свою пашню, посадские оставляли свой посад, служилые люди "пустошили" свои поместья и вотчины, а мо­настыри прибирали к своим рукам брошенное и запустошенное, - пред­ставляет собой некоторый хаос, образовавшийся на развалинах прошлого порядка, и тем напоминает нам "дикое поле", на котором в таком же хао­тическом брожении носились элементы этого прошлого порядка, еще не улегшиеся, да вряд ли и способные улечься в какую-либо форму граждан­ственности и образовать собой новый порядок.

6 С.Ф Платонов

Теперь нам предстоит познакомиться с теми внутренними движениями в московском обществе и государстве, которые происходили в XVI веке и привели государство, изученное нами, к серьезнейшему кризису и смутам.

Мы следуем тем из наших писателей, которые полагают, что Смута начала XVII века имела корни в московской жизни, а не была сюрпризом, приготовленным Московскому государству польскими "кознями" и пап­ской "интригой". Разумеется, мы назвали бы политику Речи Посполитой и папской курии недальновидною и неискусною, если бы она не умела во-время понять и оценить происходившие в московской жизни замеша­тельства и если бы она не пыталась извлечь из них свою пользу. Но мы не думаем, что эта политика могла привить здоровому политическому телу заразу междоусобия и могла поднять народные массы друг на друга без причин, лежавших в их быте. Думать так - значит отказываться от всякой надежды понять действительное значение Смуты и правильно объяснить ее происхождение.