Очищение молитвой

— Верно. — согласился с Ваниным доводом Сева. — А слово отца Паисия на Совете — самое веское.

— Это точно. — кивнул Политыч. — В итоге последнее слово за батюшкой всегда.

— Сам видишь. — сказал Аслану Федя. — Не так уж всё и однозначно, как ты решил. Но если, скажем, ты против, и не готов, то…

— Мне это не надо. — скривился Алкоев. — Но я тут что? Если от этого людям польза, пойду.

Радуясь, все хлопали Аслана по плечам, а тот виновато отговаривался:

— Ладно вам, э! Ещё никто не предлагал, а вы… Это мы тут вместе все думаем, а там…!

— Вот и главное, чтобы вместе мы думали, а даже — нет. Чтобы общее мнение имели на каждый вопрос. А вопросы будут. — добавил Федя. — Но это так, для затравки я червячка вам закинул. Пошли дальше, про козыри говорить.

— Не, Федь. Всё ж ты башка! — хлопнул по коленке Политыч. — Я вот до такого с роду бы не дотумкал. Видать, не зря всё ж старшим ты у нас, лесных.

Фёдор в ответ хмыкнул.

— То-то ты с недовольным варажением лица всё чаще ходишь, Степан Политыч!

— Это не потому. — отмахнулся старик.

— А почему тогда?

— А потому.

— Вот я и говорю — сложно иной раз понять тебя, Политыч. А сам не говоришь. Прикольно, наверное, тебе чтобы люди в непонятках пребывали. Но мы тут все свои — самое время выложить всё как на духу. В чём не правы — исправимся, проблемы какие — поможем. Я так говорю, мужики?

Присутствие закивало, соглашаясь со старшим, Политыч же насупился, словно обиженный.

— Так чё, Степан Политыч? Поделишься?

— Федь, вот ты всегда — как банный лист к заднице. Можа, личное у меня — пытать станете?

— Можа и станем. Ты старый, а мы плохие. Очень надо нам в чужой душе покопаться, от того имеем великое удовлетворение. Мы ж ведь кто? Так, соседи всякие и шапошные знакомцы. Увидел, поздоровался, слава Богу, что не остановили языком почесать. А так-то у тебя и друзей пол-Села и дом полная чаша…

— Зря ты так, Федя. — подняв на Срамнова обиженные глаза, тихо проговорил Степан Политыч. — ненавижу тебя в такие времена. Как скажешь ядовитым языком своим, кажется, словно чужой ты кто…

— Ну так да, Политыч. — кивнул Федя. — Так-то оно удобнее: когда надо, то свой, а как до другого дела — чужой. Понятно.

— Опять ты…

— А что опять-то? Вроде как сговорились ещё когда, чтобы проблемы свои по головам не прятать, не? Было? Было! Кто со всеми по рукам хлопал, сговариваясь? Правильно — ты, Политыч. Так что я лишнего от тебя и не требую, а так, для пользы нашего общего дела, поделиться лишь прошу. К тому же — самое время, в свете сказанного ранее. Вот и давай, излагай. В Перелогах, что ли не так что пошло?

— Да там-то — слава Богу. — отмахнулся старик. — Там-то путём. Да больно много худого всякого лезет в последнее время… Вот ты, Федь, помнишь разговор наш с тобой у торговальни в Лихославле?

— Который? Напомни: столько всего рухнуло в последние дни, может и забыл чего…

— Про Машу.

— Ну да. Помню, конечно.

Мужики, слушая старшего и Политыча, мигом навострили уши, чуя интересное.

— Так-так. Отсюда давайте поподробнее. — бросил Папа.

— Ты слушай, что не поймёшь — спросишь. — зыркнул на него Политыч. — А старших не перебивай, не имей такой манеры!

— Да я что… — развёл руками Саня, состроив обиженную мину.

— Вот и сиди.

— Сидел уж.

— Не перебивай, кому говорю! — рявкнул Политыч, а Федя добавил к его рыку:

— Ты это, в натуре, Сань…. Погодь-ка. Так чё, Степан Политыч, разговор-то тот?

— А помнишь тогда, что намерялись мы с тобой хлопца того отыскать. С колдуевского хутора.

— Ага. Только ведь сам знаешь, как всё вышло…

— Знаю. — кивнул Политыч. — И пока вы там, в Торжке, у вояк были, я его отыскал.

— Опа!

— Жопа. — передразнил Срамнова старик. — Хороший такой паренёк оказался. Видать, вспоминать то время тяжко ему, но мы всё ж поговорили. И рассказал он мне всё, как на духу. И я чем дальше паренька-то слушал, всё больше Машу-то нашу вспоминал. Больно многое сходилось. Пошёл до хаты, много думал об этом обо всём. Неужто и впрямь Маша — Смертная Вдова?

— Да вы чё, мужики? — вскочил на этих словах с места Ваня. — Наша Маша — Вдова?! Ды вы Бога побойтесь!

— Сядь, Ванька, не мельтеши! — махнул на него Степан Политыч. — Слушай не перебиваючи!

— Да Федь! — попробовал аппелировать к другу Калина, но Срамнов тихо ответил:

— Давай послушаем, а? Продолжай, бать…

— Ладно. Дак я и задумался. Ерунда какая-то выходит. И решил за самой Марией тогда понаблюдать, а ужо кое-какие мысли в голове завелись. Ну, я походил, поспрашивал. С Акимовной вот поболтал. И выяснилась вот какая штука, мужики. Вот вы знали, например, что никто не видел, чтоб Маша когда ела или пила?!

— А в натуре! — хлопнул в ладоши Папа. — Продолжай, отец!

— Вот и подумал — никто ведь и не припомнит такого, даже и Акимовна. А у той она жила ить! Поставлю, говорит, ей стакан с водой — а прихожу, а он всё полный. Сразу-то и не подумаешь о таком, правда? Вот. Тогда подозрения мое и укоренилися…

— Чё за подозрения, деда Степан? — удивлённо спросил Илья.

— А ты слушай больше, оголец — а спросишь потом. Ну, дак вот. И пошёл я тогда к Зине Красовой, помните такую женщину?