Впрочем, все еще сложнее. Головоломные и горлогрызные приключения героев, все дальше и дальше уходящих по Пути Проклятых, имеют неожиданный, «неклассический» финал. Неожиданный в смысле традиций вампирской литературы, но зато вполне в духе уже известных нам рассказов Дмитрия Громова. Победить монстра — значит победить себя самого. Вампиры
Герои остаются героями, как же иначе? Герои отворачиваются — и от сомнительной философии, и от врат, за которыми обеспечена райская карьера. На то и герои! Тем паче они вроде уже и не вампиры, и глотки перегрызать не надо… Хеппи-энд? Вставляем в CD-проигрыватель компакт-диск группы «Metallica» из «черного» альбома 1991 года и задаем максимально возможное количество повторов?
Стойте, стойте, надо же героев дослушать! Они же теперь совсем белые, совсем пушистые, абсолютно добрые, они сейчас нам истину изрекут! Ну?!
Что может быть сладостней этого пьянящего глотка безумия, глотка Вечности и мрака?
Глотка свежей крови, когда чужая жизнь перетекает в тебя?!.
Разве что смертное блаженство, которое дарит умирающему поцелуй вампира!
Все ясно? А теперь — дискотека!
Книга дочитана, герои ушли отдыхать, тигры прикорнули под сенью зреющего манго… Странно, но миры Дмитрия Громова, несмотря на вампиров, пришельцев и все тех же светлогорящих, по-своему очень уютны. Но это не уют гостиной с плюшевым диваном — скорее нестойкий покой пропахшего порохом окопа после танковой атаки. Отбились, победили, живы… Новый бой только завтра, значит, впереди целая бездна времени, целая Вечность. Можно не спешить, не считать затяжки, не давиться морковным чаем — и всласть беседовать. О чем угодно: о космосе, о маленьких и зелененьких, о том, чем бластер превосходит обычный лазерный излучатель. Да хоть о вампирах. Хорошо, лучше не бывает! Если бы еще гость на огонек заглянул, тот самый, из глубины полночной чащи! Ого, неужели он? Ну, спасибо, не забываешь!
— Не за что, — ответил тигр.
Олег Ладыженский
Лирика
От автора
Это удивительно в первую очередь для меня самого. Пожалуй, я никогда не скрипел зубами по ночам от страстного желания увидеть свой поэтический сборник. Только стихи: одинокие, полузамерзшие бродяги на снежном поле бумаги. Обучившись трем знаменитым аккордам, я напевал их в компаниях и в спектаклях; бывало, читал, чтобы не сказать хуже — декламировал — милым барышням, любимой жене, друзьям, коллегам и почтенной публике, оказавшись в очередной раз на сцене; с удовольствием «точил рифмы» внутри прозаических книг, раздражая одних, других оставляя равнодушными — и, смею надеяться, радуя третьих…
Началось это странно, чтоб не сказать — комично.
Отчего люди, разумные, добропорядочные существа, вдруг начинают говорить стихами? От любви, взаимной или несчастной. В приступе безумия. Повинуясь возвышенным порывам, подчиняясь ревнивой владычице-Музе — или хотя бы из вредности, желая досадить сопернику рифмованной гадостью пасквиля. Так или иначе, я впервые съехал на поэзию «от ремонта». Мы перебрались в новую квартиру на улице Петровского, бывшей Бассейной — помните? «Жил человек рассеянный на улице Бассейной…»? — и, глядя на воцарившийся хаос, смешной семилетка-первоклассник вдруг разразился поэмой.
Вот такая вульгарная лирика. Вот такой лирический герой среди мешков цемента и кирпичной крошки. Мой отец, эстрадный артист и драматург, увидел в этом перст судьбы. Ну и я не подкачал: вскоре родились «Источник заразы» (о стае дворовых кошек, подкармливаемых добрыми соседками), «Мат» (о спортивном мате в палисаднике, а не о том, о чем вы подумали), «В зоопарке я и Вовка…» — и романтическая «Баллада о Робин Гуде», чудачка в зеленом плаще, чудом затесавшаяся в компанию пролетариев от сатиры.