Схожу на берег вместе с господином Хилэром. Иду в сопровождении полицейских до хижины, где меня ожидает младший офицер миграционной службы. Бросаю на старый стол паспорт, документы на Веспу и другие. Офицер, как кажется, пребывает в дурном настроении. Грубым тоном спрашивает о причинах моего путешествия, пролистывая между тем паспорт. Глядя в сторону, отвечаю ему, что я обычный турист, путешествующий по его стране. Потом добавляю, что мне представляется достаточно странным, когда иностранец со всеми документами в полном порядке подвергается постоянным проверкам, словно человек, подозреваемый в совершении черт знает какого преступления. Мое высказывание и, в особенности, слово «странный», произнесенное спокойно и без гнева, заставляют полицейского вскочить на ноги, будто его подбросило пружиной. Он сует паспорт мне под нос и, тыкая пальцем, показывает на визу, выданную в Киншасе, кричит, что с моими документами не все в порядке и что я должен буду предстать перед его командирами.
Тяжелое напряженное молчание висит в хижине. Полицейские, забравшие меня с Виктории, в состоянии сильного замешательства. Господин Хилэр, после робкой попытки вмешаться и заступиться, сдается и отступает в сторону. Потом кортеж из четырех человек сопровождает меня до самого полицейского участка – старой кирпичной коробки на берегу реки, приспособленной под офис миграционной службы.
Меня приводят к какому-то офицеру, тот предлагает сесть на единственный стул для посетителей. Сначала он спокойным и уважительным тоном завязывает разговор, совершено не относящийся к ситуации. Понимаю, хочет, чтобы я чувствовал себя свободней. Потом начинает исследовать мой паспорт, интересуясь, почему я решил подняться по Конго на борту Виктории. Он этого не может понять. Говорит, чтобы отправиться в Кисангани белые обычно предпочитают самолет вместо того чтобы подвергаться рискам и неудобству плавания по реке.
Отвечаю, что я добрался до сердца Африки, проехав через много стран, именно чтобы проплыть по Конго, чего бы это ни стоило. Для придания большей убедительности своим словам говорю, что меня отправило в Демократическую Республику Конго крупное туристическое агентство для проверки возможности организовать безопасные туристические поездки в Конго. Добавляю, что Конго обладает огромным потенциалом для приема миллионов туристов, а развитие туризма, как известно, способствует процветанию и благополучию всех. Кивком головы офицер выражает согласие с моим мнением.
Он держит мой открытый паспорт в руке, как раз на странице с визой. Показывает страничку подчиненному и произносит что-то на lingala. Хоть я и не понимаю язык, но догадываюсь, куда он метит. Не дожидаясь подтверждения догадки, заявляю, что виза моя – действительна: и потому, что я заплатил за нее 30 долларов, и потому, что выдана она господином Омером, главным управляющим Beach Ngobila. Офицер мгновение колеблется, потом говорит, что моя виза – всего лишь транзитная, и она недействительна для плавания по Конго. Кроме того, совершенно необъяснимо, почему отсутствуют даты начала и окончания срока ее действия. И этот факт делает невозможным мое дальнейшее путешествие, до тех пор, пока я не урегулирую свое положение.
Меня вдруг охватывает волнение: не могу спокойно усидеть на стуле. Все во мне, от волос до глаз, до мышц лица выражает недовольство, которое почти тут же превратится в неудержимый гнев. В помещении буквально нечем дышать, я выхожу на открытый воздух и пытаюсь громким голосом, чтобы меня слышали, разыграть испытанный трюк с телефонным звонком призрачному полковнику. Однако способ, отлично работавший раньше, на этот раз не производит никакого эффекта.
Тогда я начинаю перечислять, уже крича, важные знакомства в Италии и в Демократической Республике Конго. Я просто вне себя и, обращаясь напрямую к полицейским, обещаю им дипломатический скандал из-за того, что меня задержали без всякой причины. Между тем господин Хилэр во все время этой сцены молчит, словно окаменев от моей реакции: ни один конголезец не осмелился бы повысить голос на человека в военной форме. Я не хочу вовлекать друга в неприятности, у которых, полагаю, будет еще худшее продолжение. Поэтому предлагаю ему вернуться на Викторию.
Без ободряющего присутствия друга я остаюсь противостоять военным в одиночестве. Отхожу от берега, чтобы чуть расслабиться и выкурить сигарету в ожидании неизвестно чего. Офицер просит меня успокоиться: он мог бы помочь разрешить проблему. Тридцать долларов – и я свободен и могу уйти. Отвергаю это предложение без всяких колебаний, заявляя еще раз, что моя виза в полном порядке. Офицер, ничего больше не говоря, поднимает трубку телефона и звонит своему командиру. С гнусной улыбкой на лице и чрезвычайно льстивым голосом он спрашивает у него совета, как поступить.