Одиссей Полихроніадесъ

Тогда и вс архонты встали съ шумомъ и вс закричали:

— Zito! Zito Россія! Zito Австрія! Zito Эллада! Ура, господинъ Благовъ! Да здравствуетъ господинъ Ашенбрехеръ! Zito, господинъ Киркориди! Zito, Zito!

— Музыку! — воскликнулъ господинъ Благовъ.

Музыка заиграла героическую пснь, стаканы звенли, архонты продолжали кричать: Zito, Zito! Консулы стоя благодарили и кланялись.

Господинъ Благовъ, увидавъ меня, подалъ мн полстакана вина и сказалъ:

— И ты пей, и ты кричи Zito!

И я пилъ, и я кричалъ Zito.

XVII.

Посл рчи Хаджи-Хамамджи и всхъ этихъ тостовъ вечеръ еще боле оживился. Кольйо и кавассы разносили вино, кофе и сладкое; огни все сіяли; музыка все играла; печи все топились, и чугунъ ихъ раскалялся все красне.

Танцовщицы танцовали то по очереди, выходя одна за другою, то вс разомъ. Подъ звонъ музыки, все боле и боле громкой, подъ унылое пніе цыганъ и подъ ихъ радостные, дикіе возгласы, къ которымъ присоединялись часто восторженные голоса архонтовъ, выходили одна за другой: Эисме, Ферземинъ и Зельха. То наша нарядная царевна кружилась долго на мст, бряцая своими тарелочками и поднимая высоко руки въ шелковыхъ перчаткахъ; то изъ-за нея являлась, прыгая, блая и стройная Ферземинъ, также простирая руки съ звонками и также кружась; и она снова удалялась, обойдя Зельху, а на мсто ея выходила Эисме, широко и мягко ступая; и она звонила, и она кружилась, и она выгибалась назадъ, гордо сверкая узкими черными очами. А сынокъ ея, въ феск и широкой одежд, кружился между ними, какъ маленькій дервишъ мевлеви, такъ искусно, что ни разу ни въ чемъ не ошибся и не помшалъ ни одной изъ нихъ. И едва только обращалась къ намъ спиной суровая Эисме, опять съ другой стороны, закинувъ голову назадъ и на сторону, прыгала Ферземинъ, и опять Зельха восхитительно гнулась вся назадъ предъ нами, какъ нжная втвь молодого растенія… И снова кружился мальчикъ въ зеленой ряск. И цыгане, сами одушевляясь ихъ пляской; вскрикивали пронзительно, и все громче и громче била старуха въ тамбуринъ…

Я сидлъ въ большомъ кресл какъ упоенный и ни о чемъ уже не думалъ. Мн казалось, что я былъ не на земл! Я слышалъ звонъ и псни, видлъ танцовщицъ и не видлъ ихъ… я слышалъ старшихъ: «Браво, Зельха! браво! Zito, Ферземинъ! Эисме, однако, пляшетъ лучше ихъ всхъ… Хорошо! аферимъ

88, дитя мое, аферимъ! Еще, еще! Браво!..» Но кто кричалъ — я уже не разбиралъ и видть не могъ. Г. Благовъ, проходя мимо меня, спросилъ: «Ну что, Одиссей?» И, не дождавшись моего отвта, пошелъ дальше; я вскочилъ и потомъ, опустившись опять въ кресло мое, предался снова созерцательному, тихому восторгу.

Наконецъ меня вывелъ изъ этого полусна Исаакидесъ. Онъ коснулся рукой плеча моего и, подавая мн газету, шепнулъ:

— Прочти посл, Одиссей, здсь идетъ рчь о теб.

— Обо мн? — спросилъ я съ изумленіемъ.

— Да, о теб! — отвчалъ Исаакидесъ, улыбаясь. — Это изъ Аинъ; секретно. Поди, прочти. Но прошу тебя, милый сынъ мой, напиши еще разъ отцу за Дунай, чтобъ онъ возвращался скоре. Ты видишь, какой господинъ Благовъ дятельный; онъ разомъ наше дло съ Шерифъ-беемъ покончитъ.

Я взялъ газету, ушелъ поспшно въ мою комнату и сталъ читать. Корреспонденція изъ Эпира была обозначена крестикомъ. Вотъ что въ ней было:

«Христіанство ршительно подавлено въ Турціи. У насъ въ Эпир христіанинъ — парія, которому запрещено имть человческія права. Вс народы просвщенной Европы живутъ въ XIX вк: только злополучные греки продолжаютъ влачить свое плачевное существованіе среди мрака среднихъ вковъ! Увы! Гатти-гамаюны и гатти-шерифы — слова, лишенныя смысла! Пусть не говорятъ намъ объ ужасахъ, совершаемыхъ друзами мусульманами въ Дамаск, Горан и другихъ мстностяхъ Сиріи! Здсь въ нашей несчастной стран не сразу хотятъ истребить христіанъ; здсь турки стараются постепенно довести ихъ до отчаянія и гибели. Это еще врне, потому что мене привлекаетъ вниманіе общественнаго мннія Европы; кабинеты великихъ державъ, не видя предъ собою потоковъ крови, остаются равнодушными и не спшатъ смыть позорное пятно варварскаго владычества съ европейской карты».

Дале описывалась кратко, но со всевозможными преувеличеніями, исторія Назли и мои приключенія… Упомянуто было опять и о казни «невиннаго юноши» (и опять не сказано было, что его звали Саидъ, что онъ турокъ, а не грекъ). Про меня было написано такъ: