Одиссей Полихроніадесъ

— Стой, стой! — прервалъ ихъ Кольйо, одушевляясь, — и я не дуракъ, ты знаешь… Ты стой, что я теб, патріотъ96, скажу… Ты самъ консулу скажи такъ: «Мы, конечно, и такъ, и такъ… а вы бы, ваше сіятельство, Исаакидеса взяли, чтобы хоть по нашему длу онъ похлопоталъ бы пока до г. Полихроніадеса…» Что? Разв я глупо сказалъ?

И Кольйо началъ смяться и на всхъ насъ поочереди взглядывалъ, радуясь своей тонкости и своей политик.

Селяне нашли, что въ самомъ дл правда и, какъ только г. Благовъ отперъ дверь своего кабинета, такъ Кольйо доложилъ ему о приход этихъ людей и отвелъ ихъ къ нему.

Они очень долго у него сидли, долго говорили съ нимъ и вышли отъ него очень довольные.

На первую мысль ихъ, переселиться въ Россію, онъ сказалъ, что въ Россіи мста много и что отказу имъ, вроятно, не будетъ, но что онъ совтуетъ имъ прежде обдумать зрло такое крутое ршеніе: въ Россіи и воздухъ другой, и обычаи не т, и вода97 не та… А главное, что такіе молодцы и православные люди здсь очень нужны… И не лучше ли прежде воспользоваться этимъ ужаснымъ несчастіемъ, которое случилось, чтобы доказать и Высокой Порт, и европейскимъ посольствамъ, какъ правы были жители этихъ шестнадцти селъ, когда увряли и клялись, что имъ эта зависимость отъ беевъ становится нестерпимою и желали достать какой-нибудь фирманъ или что-нибудь подобное для устраненія впредь притязаній со стороны беевъ.

Благовъ далъ имъ сверхъ того подробныя наставленія, какъ они должны дйствовать; совтовалъ прежде всего обойти всхъ консуловъ, начиная съ Леси, но не подавать имъ подписанныхъ прошеній, чтобы безъ крайности не раздражать противъ себя еще больше турокъ, которыхъ всегда оскорбляютъ донельзя офиціальныя обращенія христіанъ къ консуламъ, а оставить только для памяти неподписанныя замтки о ход ихъ дла и о подробностяхъ самаго преступленія.

Благовъ общалъ имъ даже, что прикажетъ кому-нибудь изъ насъ въ консульств составлять для нихъ получше эти записки.

— Англію хвалите, меня больше браните, — прибавилъ онъ еще, и селяне много этому совту радовались и смясь говорили: «Англичанинъ не повритъ намъ!»

Объ Исаакидес они не забывали и ршились рекомендовать его Благову.

Консулъ немного удивился и спросилъ у нихъ:

— Разв онъ хорошъ?

Старшій изъ селянъ сжалъ кулакъ и воскликнулъ, сверкая глазами: «Зврь-человкъ на турка!!..»

И Благовъ отвчалъ селянамъ: «Что же, это правда, на время можно и его попробовать».

Меня очень поразило, когда я узналъ, что консулъ, который никого слушать не любилъ, вдругъ вздумалъ послушаться этихъ селянъ.

Но видимо было съ другой стороны, что его пріемы мало-по-малу начинаютъ мняться и что онъ не можетъ быть уже впредь такъ умренъ и сдержанъ, какъ былъ въ первые мсяцы своего пребыванія въ Эпир, до путешествія по округамъ. Осмотрвшись на новомъ мст, узнавъ людей и взвсивъ обстоятельства, онъ явно желалъ теперь повыше приподнять въ нашей стран русское знамя и показать всмъ, что его первоначальная умренность есть лишь то, что древніе звали мудростью, а никакъ не слабость или равнодушіе.

Самое ршеніе его взять драгоманомъ Исаакидеса, о которомъ онъ около года тому назадъ говорилъ, что «нельзя брать драгоманомъ человка, который чуть не съ тарелкой для сбора на возстаніе по базару ходитъ», доказывало ясно этотъ поворотъ его настроенія.

Вроятно и та безнаказанность, въ которой оставило турецкое начальство сеиса и софту, избившихъ меня, его prot'eg'e98

, оскорбила его, можетъ быть, глубже, чмъ меня самого, пострадавшаго только тлесно и столько хвалимаго всми за «мученическій внецъ», и память этого событія была, можетъ быть, не послднею изъ причинъ, побудившихъ Благова доказать, что онъ только самъ не хотлъ до сихъ поръ быть ужасне Бреше, а стоитъ только ему захотть, то Бреше будетъ предъ нимъ, русскимъ дворяниномъ Рюриковой крови, какъ мелкій ястребъ предъ настоящимъ Царскимъ орломъ!..

Я убжденъ, что Благова пожиралъ внутренній огонь честолюбія и что жажда самой разнообразной дятельности, въ которой онъ могъ бы обнаружить свою энергію, томила его глубоко.

И, наконецъ, если я и ошибаюсь, если бы даже онъ былъ такъ честолюбивъ, такъ сокровенно-страстенъ гордостью и волей, если бъ ему и не было такъ пріятно вести разомъ нсколько трудныхъ, запутанныхъ и таинственныхъ длъ, разв бы онъ не долженъ былъ обратить все вниманіе свое на дло Джефферъ-Дэма и на оскорбленныхъ христіанъ Чамурьи?.. Надо же было русскому дятелю такъ или иначе вознаградить и успокоить или хоть утшить несчастныхъ родныхъ и соотчичей Пано, такъ жестоко погибшаго, а если можно, то и отомстить за него во славу имени православнаго!

Какъ достичь этого? Какъ поступить? Что придумать? Что предпринять?..