А консулъ: — Что жъ ихъ любить? За что? человкъ аккуратный, почтенный. Люди везд много слишкомъ словъ говорятъ. Всему врить нельзя.
Отецъ похвалилъ г. Благова, и консулъ согласился: — Прекрасный молодой человкъ; умный молодой человкъ.
Отецъ говоритъ: — Не молодъ ли слишкомъ для своей должности?
А консулъ: — Молодъ, но очень хорошій человкъ.
Отецъ спрашиваетъ: — Вотъ про управляющаго, г. Бакева, не такъ-то хорошо отзывается общественное мнніе. Проще, говорятъ, Благова умомъ?
— Не врьте, — сказалъ Киркориди. — Не врьте людскимъ разговорамъ. Онъ тоже очень хорошій человкъ. Онъ и ученъ. Иметъ золотую медаль изъ университета русскаго.
— Я думаю зайти къ нему. Какъ вы скажете, ваше сіятельство? — спросилъ отецъ.
— Зайдите, зайдите, — отвчалъ Кнркориди. — Ко всмъ иностраннымъ агентамъ зайдите. Отчего не зайти и не представиться? И къ французскому консулу зайдите. Великія три державы, которымъ Эллада равно обязана. Вы знаете, мой долгъ защищать ваши интересы; хотя вашъ паспортъ и неправиленъ. Но турки подозрительны, а мы не сильны, и личное знакомство ваше съ консулами облегчитъ ваше положеніе. Жаль, что у насъ въ Греціи такъ охотно выдаютъ турецкимъ подданнымъ паспорты. Это большое неудобство!
Все это онъ говорилъ тихо и равнодушно и толстыми пальцами по столу барабанилъ.
Отецъ всталъ и говоритъ:
— Позвольте, господинъ консулъ, снять съ васъ бремя моего посщенія.
А онъ какъ будто бы обрадовался.
— А! — говоритъ: — куда же это вы? Спшите, вроятно? Прощайте. До свиданія.
Отъ него мы пошли къ г. Корбетъ де-Леси, великобританскому консулу. Онъ (ты, вроятно, не забылъ этого) нанималъ давно нашъ янинскій домъ и платилъ за него намъ очень хорошія деньги.
Мы очень обрадовались, когда увидали, въ какомъ порядк держитъ онъ все наше хозяйство. Дворъ былъ чистъ; садъ и цвтникъ мило зеленли, несмотря на осеннее время. Не видно было ни одной сорной травы, ни щепки, ни бумажки, ни разбитой посуды, какъ бываетъ у другихъ. По большому двору ходили павлины; красивыя красныя утки не здшней породы плавали въ маленькомъ мраморномъ бассейн, который посреди двора нашего устроилъ англичанинъ на собственный счетъ.
Въ особенномъ, очищенномъ и огороженномъ мст, у г. Корбетъ де-Леси разводились въ послднее время блыя куры и птухи. Онъ былъ уже старъ, холостъ и должно быть скучалъ. Нсколько лтъ тому назадъ онъ еще любилъ охотиться и держалъ хорошихъ верховыхъ лошадей. Но съ годами охотой онъ началъ тяготиться; что касается до лошадей, то онъ ихъ всхъ продалъ вдругъ, въ досад на своего конюха. У него былъ тогда прекрасный конюхъ, молодой полу-арабъ, бронзоваго цвта, сынъ того юродиваго дервиша ходжи-Сулеймана, который меня такъ и напугалъ, и насмшилъ у доктора въ дом. Консулъ наряжалъ богато молодого сеиса въ разноцвтныя и разукрашенныя куртки и шаровары и давалъ ему много свободы, требуя только одного — послушанія и чистоты. Однажды сеисъ подвелъ ему лошадь. Г. де-Леси хотлъ хать къ паш. Занося ногу въ стремя, консулъ увидалъ вдругъ на этомъ стремени кусокъ прилипшей грязи. Онъ сказалъ тогда со вздохомъ: «У меня нтъ слугъ! Я такой службы не называю службой». Отправилъ лошадь назадъ въ конюшню; пошелъ къ паш пшкомъ; араба расчелъ въ тотъ же день и отпустилъ его, а лошадей тотчасъ же продалъ.
Съ тхъ поръ онъ сталъ заниматься археологіею визаитійской и блыми курами. Онъ хотлъ сдлать ихъ какъ можно боле хохлатыми и не желалъ видть на перьяхъ ихъ ни малйшей желтой или черной отмтины.
По нскольку разъ въ день онъ самъ посщалъ ихъ и заботился усердно обо всемъ, что до нихъ касалось.
Зная эту страсть его, отецъ мой привезъ изъ Загоръ очень большого и хорошаго птуха, почти совсмъ благо, и курицу въ такомъ же род.
Они кормились у доктора; мы съ Гайдушей все время смотрли за ними; въ этотъ же самый день, когда мы съ утра собрались длать консуламъ визиты, отецъ послалъ еще прежде себя пораньше нарочнаго человка съ птухомъ и курицею къ де-Леси. На двор, однако, мы ихъ напрасно высматривали, ихъ не было съ другими курами.
Полюбовавшись на прекрасное хозяйство, мы вошли, наконецъ, въ разубранное жилище. Я былъ пораженъ! Комнаты наши были полны древностями, раковинами, рдкими камнями изъ горъ; китайскими, сирійскими, персидскими пестрыми вещами; разною мелочью; на столахъ стояли ящики подъ стеклами, съ древними монетами и другими антиками. Книгъ было много, въ золотыхъ и разноцвтныхъ переплетахъ; хорошихъ гравюръ и картинъ такъ много и на стнахъ, и по столамъ, что я въ одно посщеніе не усплъ ихъ разсмотрть. Ковровъ и ковриковъ разной величины, цнности и цвта было везд множество. Какъ выставка! Въ большой пріемной диванъ былъ турецкій, крытый желтымъ атласомъ, и страшный тигръ, разостланный около него, глядлъ на постителей большими стеклянными глазами, какъ живой.