Одиссей Полихроніадесъ

Самъ консулъ былъ старъ; онъ казался старше Киркориди и больше походилъ, по моему мннію, на капризную старушку, чмъ старца. Ростомъ маленькій, лицо то веселое, то сердитое, красное прекрасное, головка блая, немного трясется; борода и усы гладко выбриты. Чистенькій, чистенькій; на рукахъ рукавчики не такіе, какъ у другихъ, а мягкіе и со сборками, какъ у дамъ.

Несмотря на двукратное приглашеніе консула, я долго не смлъ и сстъ даже на желтый шелковый диванъ. Такой матеріи на диван я никогда еще не видалъ, и мн все казалось, что здсь можетъ сидть только самъ великій визирь или, по крайней мр, такой раздушенный ароматами и даже въ дорог въ бархатъ одтый паликаръ благородный, какъ мой будущій благодтель г. Благовъ. Слъ, однако, вспоминая приказаніе отца не быть слишкомъ уже дикимъ и чрезъ мру не стыдиться.

Разговоръ, впрочемъ, и здсь, какъ у Киркориди, былъ не слишкомъ занимателенъ сначала. Консулъ съ радостью сказалъ отцу моему, что онъ недавно узналъ одну прелюбопытную вещь: «Я узналъ, что куры дятъ муравьевъ».

Потомъ, когда отецъ мой передалъ г. Корбетъ де-Леси поклонъ отъ г. Вальтера Гея, старичокъ вдругъ раздражился, покраснлъ и какъ бы съ презрніемъ спросилъ: «Вспомнилъ онъ обо мн? Это удивительно! удивительно!»

Отецъ посл сознался мн, что г. Вальтеръ Гей никогда поклона г. де-Леси не посылалъ и вообще не хвалилъ и не любилъ его. Но отецъ лучше ничего не могъ придумать для того, чтобы начать рчь о своихъ длахъ и о томъ, что надется на помощь могущественной Англіи, если турки начнутъ сильно тснить его по длу его съ Петраки-беемъ и Хахамопуло.

Пока отецъ съ восторгомъ разсказывалъ о подвигахъ г. Вальтера Гея въ Тульч, о томъ, какъ онъ на базар прибилъ солдатъ, я внимательно смотрлъ на стараго джентльмена и замчалъ, что онъ недоволенъ. Онъ то длалъ презрительное лицо, то слегка пожималъ плечами, то перемнялъ позу въ своемъ огромномъ кресл. Головка его старушечья еще больше затряслась.

Когда отецъ мой кончилъ и прибавилъ: «Я очень ему благодаренъ! Я могъ пріхать на родину, благодаря его энергіи, достойной представителя такой великой державы, какъ Великобританія!», г. де-Леси нсколько времени помолчалъ и потомъ, слегка наклонивъ головку на сторону, засмялся съ пренебреженіемъ: хе! хе! хе!..

— Вы не согласны со мной, г. консулъ? — спросилъ отецъ.

Г. де-Леси еще разъ: хе! хе! хе! и потомъ очень строго:

— Я, къ сожалнію, скажу вамъ, что не согласенъ съ вами, г. Полихроніадесъ!

— Съ чмъ же именно? — спросилъ отецъ.

— Со всмъ! — еще строже повторилъ старичокъ.

Отецъ смутился, и я за него тоже покраснлъ.

Подумавъ, г. де-Леси вдругъ поспшно прибавилъ:

— Нтъ! извините меня, г. Полихроніадесъ, я согласенъ… не съ вами… О, нтъ, но съ г. Вальтеръ Геемъ, въ одномъ. Въ одномъ я съ нимъ согласенъ, именно въ томъ, что онъ самъ гораздо боле варварски и незаконно поступилъ въ вашемъ дл, чмъ турки, на которыхъ онъ такъ нападаетъ. О! съ этимъ я согласенъ… О! это съ его стороны было очень остроумно сознаться громко, что онъ обнаружитъ, какъ онъ тогда сказалъ, больше варварства, чмъ турки.

— Такъ вы, ваше сіятельство, находите, что насъ, христіанъ, не надо защищать и тогда, когда мы правы? — спросилъ отецъ съ негодованіемъ и даже измнился въ лиц.

— Я этого крайняго мннія, кажется, не выразилъ, — отвчалъ старичокъ и замолчалъ.

Онъ довольно долго сидлъ посл этого молча и разглядывалъ внимательно рзной потолокъ; потомъ, указывая на него, сказалъ съ пріятною, почти восторженною улыбкой:

— Вотъ искусство, къ которому нкоторые эпироты, повидимому, естественно склонны, искусство точить изъ дерева. Въ митрополій прекрасный иконостасъ. Жаль, если эта отрасль будетъ предана забвенію.

Отецъ молчалъ. Онъ былъ взволнованъ. Онъ больше всего ждалъ помощи отъ англійскаго консульства. Онъ всегда говорилъ: «Русскимъ трудно; ихъ считаютъ турки врагами. Французы умютъ дйствовать только одною дерзостью; но если англичанинъ захочетъ намъ помочь у паши, ему это легче всякаго. Въ общихъ длахъ надо врить русскимъ и на нихъ надяться; въ мелочахъ же англичанинъ, которому турки больше врятъ, можетъ быть полезне… если только захочетъ!..»

Отецъ ничего не отвтилъ на замчаніе консула о рзьб и, глубоко вздохнувъ, спросилъ его наконецъ:

— Итакъ, г. консулъ, чего я могу ожидать отъ вашего сіятельства въ случа какихъ-либо притсненій? Наше эллинское консульство, вы знаете, не сильно, а несвоевременный отъздъ на Дунай можетъ быть пагубенъ и здоровью моему и разстроить вс мои расчеты. Чего, смю повторить, могу я ждать?

— Отъ меня? — спросилъ съ притворнымъ удивленіемъ Корбетъ де-Леси. И опять: — хе! хе! хе!..

Несчастный отецъ, я видлъ, ужасно стыдился и мучился. А я бы, кажется, убилъ на мст эту капризную старушонку, которая жарила моего добраго и больного родителя на медленномъ огн.