Одиссея капитана Блада

Блад. – Она превышает мои скромные заслуги.Они спустились в шлюпку и, оставляя за собой огромный корабль, сгакаборта которого адмирал махал им рукой, услыхали пронзительный свистокбоцмана, приказывающий команде занять свои места. Еще не дойдя до "СинкоЛьягас", они увидели, что "Энкарнасион", подняв паруса и делая поворотоверштаг note 45, приспустил в знак прощания флаг и отсалютовал им пушечнымвыстрелом.На борту "Синко Льягас" у кого-то (позже выяснилось, что у Хагторпа)хватило ума ответить тем же. Комедия заканчивалась, но финал ее былнеожиданно окрашен мрачной краской.

Когда они поднялись на борт "Синко Льягас", их встретил Хагторп. Бладобратил внимание на какоето застывшее, почти испуганное выражение его лица.

– Я вижу, что ты уже это заметил, – тихо сказал Блад.

Хагторп понимающе взглянул на него и тут же отбросил мелькнувшую в егомозгу мысль: капитан Блад явно не мог знать о том, что он хотел ему сказать.

– Дон Диего… – начал было Хагторп, но затем остановился и как-то

странно посмотрел на Блада.Дон Эстебан перехватил взгляды, какими обменялись Хагторп и Блад,побледнел как полотно и бросился к ним.

– Вы не сдержали слова, собаки? Что вы сделали с отцом? – закричал

он, а шестеро испанцев, стоявших позади него, громко зароптали.

– Мы не нарушали обещания, – решительно ответил Хагторп, и ропот

сразу умолк. – В этом не было никакой необходимости. Дон Диего умер еще дотого, как вы подошли к "Энкарнасиону".Питер Блад продолжал молчать.

– Умер? – рыдая, спросил Эстебан. – Ты хочешь сказать, что вы убили

его! Отчего он умер?Хагторп посмотрел на юношу.

– Насколько я могу судить, – сказал он, – он умер от страха.

Услышав такой оскорбительный ответ, дон Эстебан влепил Хагторпу

пощечину, и тот, конечно, ответил бы ему тем же, если бы Блад не стал межними и если бы его люди не схватили молодого испанца.

– Перестань, – сказал Блад. – Ты сам вызвал мальчишку на это,

оскорбив его отца.

– Я думаю не об оскорблении, – ответил Хагторп, потирая щеку, – а о

том, что произошло. Пойдем посмотрим.

– Мне нечего смотреть, – сказал Блад. – Он умер еще до того, как мы

сошли с борта "Синко Льягас", и уже мертвый висел на веревках, когда я с нимразговаривал.

– Что вы говорите? – закричал Эстебан.

Блад печально взглянул на него, чуть-чуть улыбнулся и спокойно спросил:

– Ты сожалеешь о том, что не знал об этом раньше? Не так ли?

Эстебан недоверчиво смотрел на него широко открытыми глазами.

– Я вам не верю, – наконец сказал он.

– Это твое дело, но я врач и не могу ошибиться, когда вижу перед собой

умершего.Снова наступила пауза, и юноша медленно начал сознавать, что случилось.

– Знай я об этом раньше, ты уже висел бы на нок-рее "Энкарнасиона! "

– Несомненно. Вот поэтому я сейчас и думаю о той выгоде, какую человек

может извлечь из того, что знает он и чего не знают другие.

– Но ты еще будешь там болтаться! – бушевал Эспиноса-младший.