В общих чертах он знал, чем Ася могла не угодить своему воинственному мужу. Наверное, денег просила. С работы, наверное, ждала — так, чтобы не каждый вечер к полуночи. К Павлику в школу небось отправляла — пойди, пойди, поговори, ты же отец, а у него опять двойка по математике! По субботам с ребенком в цирк или на родительские шесть соток — копать, поливать, пилить. Армянский коньяк, наверное, не слишком уважала, особенно когда с водкой.
Теперь она уехала, и Веник то ли празднует освобождение, то ли заливает горе. Совсем плохи дела.
— Куда она поехала? К маме?
— Провались она пропадом, эта мама! Я ее ненавижу! Она про меня, знаешь, что Пашке говорит?..
— Нет, — перебил его Данилов, — не знаю и знать не хочу. И тебе вникать тоже не советую. Давно она уехала?
Зачем он спрашивает? Чтобы оттянуть разговор о главном для Веника?
— Какая разница — давно, недавно! Уехала, и дело с концом. Мне забот меньше. Да не хочу я вообще про нее!.. Что ты ко мне привязался!..
Данилов порассматривал свою сигарету.
— Сколько денег тебе нужно?
— Что?!
— Денег. Сколько тебе нужно?
Веник перестал ковырять неаппетитную яичницу, двинул по столу сковородку, поднялся и налил себе воды в кружку. Кружка была в чайных потеках.
— Много.
— Сколько?
— Штук десять. — Он опрокинул в себя воду, проливая ее на спортивную кофту, и утер ладонью губы.
— Что на этот раз?
— Работа, — сказал Веник и скривился. На Данилова он не смотрел — нервно косил глазами по сторонам, как заяц. — Я же не знал, что все так упадет! Я всю неделю откупался, и все было нормально, даже в прибыль ушел, а вчера как все грохнулось!.. А у меня все позиции открыты. Я целый день на прибыль дораскрывался, даже когда все валиться стало…
— Стоп, — попросил Данилов, — я ни слова не понимаю.
— Да я же тебе говорю! Когда все стало валиться, я решил, что позиции закрывать не буду, еще подержу открытыми. А под конец дня заявки вообще принимать перестали, только одна прошла, и то потому…
— Я не стану вникать, — отчетливо выговорил Данилов, — с твоего позволения.
Веник рассвирепел. Он всегда свирепел, когда чувствовал себя виноватым или обойденным судьбой.
— Да и не вникай, твою мать!.. — внезапно заорал он так, что ложка тоненько звякнула в стакане. — Ты спросил, я ответил, только и всего!..
— Ты играл на клиентские деньги или на свои?
— Пошел ты!.. Откуда у меня свои?! Конечно, на клиентские! В понедельник разбираться приедут! Туда, на фирму.
— С тобой разбираться? — уточнил Данилов. По его представлениям о жизни, десять тысяч долларов были не такой суммой, чтобы из-за нее стоило «разбираться».
— Не с тобой же! Конечно, со мной! Мне уже звонили! Угрожали! Я даже дома ночевать не хотел!!! Думал, найдут, пристрелят!
Для большего пафоса нужно было еще рвануть на груди рубаху — то есть спортивную кофту, — но ничего рвать Веник не стал.
— Кто тебя пристрелит? — тихо спросил Данилов.
— Клиенты! Там один есть, очень серьезный! Он мне всю пятницу звонил, велел деньги вытаскивать, а я позиции так и не закрыл… Все надеялся, что отыграюсь. И вот… не отыгрался.
— Не отыгрался, — повторил Данилов. Он не чувствовал никакого удивления — чего-то в этом роде он и ожидал, когда узнал, что Веник из своего научного института уволился и пошел работать на биржу.
Почему на биржу? Зачем на биржу? Какой из него биржевой спекулянт? Это же совершенно особенный мир, как казино или игорный дом. Не каждый человек может всю жизнь провести в казино, да еще без пагубных последствий для психики.
Ничего не помогло, никакие разумные и скучные Даниловские проповеди.
Веник стал брокером, а потом директором крошечной расчетной фирмочки, купленной на чьи-то чужие деньги. Фирмочка по мелочам играла на курсе ценных бумаг, по мелочам выигрывала и так же проигрывала. Когда выигрывала, Веник ездил кататься на горных лыжах и покупал французский коньяк. Когда проигрывала, Веник начинал беситься и переходил на водку.
Уехавшая зараза Ася и сын Павлик принимали в Вениковой жизни весьма опосредованное участие — куда же их денешь, раз они все равно есть.
Что ж, теперь их больше нет. По крайней мере, в поле зрения.
Веник, шумно глотая, выпил еще кружку воды.
— Ну что, — спросил он, тяжело дыша, — ты дашь мне денег или будешь дальше из меня жилы тянуть?
«Я тяну из него жилы, — молча констатировал Данилов. — Забавно».
— Ты понимаешь, что меня пристрелят, если я не заплачу?! — не зная, как расценить его молчание, нагнетал Веник. — Я вчера разговаривал с одной нашей… брокершей. Она, конечно, не мне чета, она королева, а я никто! Она и ходит не как обычная женщина, а как царица, и все даже замолкают при виде ее! Она сама себя сделала, с нуля начинала…
— Веник, остановись.
— Да. Так вот. Она тоже несколько лет назад попала в передрягу. Очень, очень серьезную. И в нее… в нее стреляли!
— И что, — спросил Данилов, — не попали?
Веник умолк и уставился на него. Потом моргнул и тряхнул головой. Данилов невозмутимо закуривал следующую сигарету.
— Ты дашь мне денег или нет?!
— Да. Как обычно. Где ты был вчера утром?
— Утром? — оторопело переспросил Веник. — Я?
— Ты.
— Я спал. А что?