Одна тень на двоих

— Я был в доме, который проектировал.

— Ну и как дом?

Данилов вздохнул. От дома остались одни стены, заляпанные краской, и еще послание, сообщавшее, что «это только начало». Отвратительный химический запах вполз в голову, прямо в мозги, и очень захотелось курить.

— Все нормально. Там уже заканчивают.

— Ты что, по субботам тоже работаешь?

«Почему он спрашивает? Он никогда не интересовался моей работой, презирал ее, как и все остальные, кто был уверен, что для меня эта работа — просто вызов родителям и тому образу жизни, который они для меня готовили».

— По-разному, — ответил Данилов осторожно, — бывает, работаю. У меня много заказов.

— Да брось ты, Данилов! — весело сказал Олег. — Какие там у тебя заказы! Ты про заказы мне ничего не рассказывай. Я тебя знаю с восьми лет, при мне можешь не выпендриваться!

Почему-то это сильно задело Данилова. Он любил свою работу и знал, что делает ее хорошо, даже очень хорошо. Тимофей Кольцов со своим домом не с неба на него упал. Годами Данилов создавал себе репутацию, лелеял ее, оберегал, брался за заказы, которые казались ему интереснее других, и даже деньги отодвигались на второй план. Несколько лет Данилов почти голодал, не желая ничего просить у родителей. Впрочем, они вряд ли дали бы.

— У меня полно заказов, — упрямо повторил Данилов, — и, прости, Олег, я ни в чем не хочу тебя убеждать.

— Да не надо меня ни в чем убеждать!

— А ты вчера… утром звонил? — осторожно спросил Данилов.

— Я утром машину на сервис отводил. Черт знает куда, почти за Кольцевую. Оттуда полдня выбирался. А что?

— Ничего. — Почему-то ему показалось, что Тарасов злится на него.

За что? За то, что Андрей отказался выступать с микрофоном, говорить «теплые слова»? За то, что придется звонить его матери и сообщать, что поручение не выполнено?

Олег Тарасов всегда старался угодить матери Андрея Данилова, и у него это получалось очень хорошо.

Ее «доброе отношение» было для Олега почти что пропуском в рай.

— Высади меня на углу, пожалуйста.

— Я могу тебя и до подъезда довезти.

— Спасибо, не нужно. Останови. — Олегу незачем было знать, что Данилов встречается с Веником. Слушать еще одну лекцию о не правильных отношениях с родственниками, пусть и с бывшими, Данилову не хотелось, Машина затормозила, расплескивая мерзлую воду, и Данилов выбрался наружу, сразу увязнув ботинками в грязной снежно-соляной каше.

— Спасибо, Олег. Если будешь разговаривать с моей матерью, передавай привет.

— Ладно, не остри, — пробормотал Тарасов.

— Подожди, я заберу сигареты. — Данилов открыл заднюю дверь и потянулся за длинной коробкой. На полу, на черной резине коврика валялась видеокассета.

Обычная видеокассета.

«BASF»?!

— Данилов, ты чего? — спросил Олег, глядя в зеркало заднего вида.

Кое-как обернулся, неловкий от толстой куртки, и посмотрел вниз, на коврик, а потом опять на Данилова. — Что ты там увидел?

— У тебя на полу кассета лежит, — сказал Данилов напряженным голосом.

Он хотел ее поднять и даже протянул руку, но остановился. Он понятия не имел, что станет делать, если увидит на ней буквы «БАСФ».

— Ну и что? — Тарасов еще чуть-чуть повернулся и скосил глаза, как бы пытаясь рассмотреть кассету. — Это моя концертная запись, я ее уже месяц вожу, все вытащить забываю. Ты чего? Хочешь послушать, как я играю?

— Нет, — сказал Данилов, — нет, спасибо.

— Да пожалуйста, — насмешливо глядя на него, ответил Тарасов, — сколько угодно. Ты что так всполошился?

— Все в порядке. — Так и не дотянувшись до кассеты, Данилов взял сигареты и захлопнул заднюю дверь. — Пока, Олег.

Грязная машина тронулась с места, расплескивая воду. Данилов смотрел ей вслед.

Тарасов не мог знать, что в субботу утром он собирается на дачу Тимофея Кольцова. У Тарасова нет никаких мотивов. Зачем? Зачем ему громить чью-то чужую дачу и писать дикие записки?! Тарасов никак не связан с его профессиональной деятельностью и откровенно эту деятельность не уважает, а Данилов почему-то был твердо уверен, что все дело именно в его работе. Кто-то отчаянно ненавидит его именно из-за работы. И еще из-за смерти жены. Ты, ты во всем виноват, убийца, иуда!

Данилов зажмурился. Ледяное крошево плескалось уже почти в ботинках, и некуда было деться от этого снега, холода, серого света. Он выбрался на утоптанный тротуар, посыпанный песком, и достал телефон.

Почему он согласился ехать с Тарасовым?! Как он теперь вернется из Жулебина в свой Последний переулок?! И воспоминания, ненужные, лишние, отнимающие остатки уверенности в себе, и разговоры идиотские, и «теплые слова» в микрофон, и недоеденная груша, и треснувшее детское ухо, и жалость к себе, которую он ненавидел и которой стеснялся!..

— Здравствуйте, Надежда Степановна, — сказал он в телефон, когда ответили, — это Данилов.

— Здравствуйте, Андрей. Как вы поживаете? Что-то давно вас не видно.

— Я… занят очень в последнее время. Но перед Новым годом обязательно заеду.

— Заезжайте. Мы всегда рады вас видеть. Марта, это Андрей! Ты слышишь? Трубку возьми, пожалуйста!

Данилов улыбнулся, стоя на посыпанном песком тротуаре.