Однажды в Мидлшире

– Что случается с молодыми и горячими ребятами? – сказал лорд. – Неосторожное обращение с оружием. Пистолет взорвался у него в руках. Ему почти снесло голову.

– Так страшно, – пробормотала Сьюзан. – И так глупо! Сколько всего он мог бы сделать!

Лорд наклонил голову.

– Джонатан, его отец, прочил ему военную карьеру. Это он настоял, чтобы сын после Итона отправился в академию. И очень тяжело переживал его смерть.

Сьюзан повернулась к огромному семейному портрету, и неприязнь всколыхнулась в ней с новой силой. Интересно, пришло ли в голову сэру Джонатану поинтересоваться, чего хотел сам Джосайя? Вряд ли. И, конечно же, он не интересовался чувствами Эсмеральды, когда выдавал ее замуж за человека вдвое старше.

Перед ее мысленным взором возникло лицо Дропса. Он смотрел на нее, чуть прищурив глаза, и Сьюзан прилежно занялась самопроверкой. Объективна ли она? Она смотрит на Джонатана Диглби из сегодняшнего дня, но что ей известно о дне вчерашнем? Смогла бы она предложить сыну лучшее будущее? И, кстати, о сыне. Разве они с Джейкобом не обсуждали будущее Джо всего полтора года назад? Ему было только семь, а Джейкоб уже мечтал о том, что Джо поступит в Кембридж, только потому, что сам его окончил. Выходит, она не так уж отличается от Джонатана Диглби.

– Сьюзан, вы не хотите взглянуть?

– Что? – Она поняла, что все это время Анна-Лиза и лорд продолжали беседовать, и ужасно смутилась. – Простите, я задумалась.

Лорд вежливо кивнул и пояснил:

– Мисс Белински напомнила мне о коллекции пейзажей из нашего сада. Эта традиция началась как раз при Джонатане Диглби и продержалась до начала войны. Конечно, многие картины ныне утрачены, но те, что остались, дают представление о былом величии. Думаю, вам будет интересно взглянуть, какую красоту создавали и поддерживали ваши предки.

Сьюзан с радостью согласилась. Она снова взялась за коляску, и они направились в северное крыло. Лорд указывал им дорогу, а Анна-Лиза включала и выключала свет там, где они проходили.

Для Сьюзан это шествие стало чередой вспышек. Щелк – маленькая проходная комнатка, вся розовая и кружевная. На стене – гобелен с пастушкой. Щелк – вот и нет ее, исчезла во тьме. Щелк – длинный пустой коридор, гулкий, холодный, с запахом плесени. Щелк – пропал, и вместо него – гостиная с фортепиано. Крышка поднята, ноты открыты на «Лунном свете» Дебюсси. Как будто музыканта что-то отвлекло, но он вот-вот вернется и его пальцы снова полетят по клавишам.

– Сэр, а в замке нет привидений? – вдруг спросила Анна-Лиза, и Сьюзан поняла, что та чувствует то же самое.

– Ну, ведь это очень старый замок, верно? – ответил лорд. – Когда-то это были комнаты моей матери и моей сестры. Они обустроили крыло по своему вкусу. Проводили здесь приемы и танцы, а после войны гостиная стала штабом благотворительного общества, которое организовала моя мать. Вы его знаете, оно существует до сих пор. Правда, теперь вместо званых вечеров и танцев у них лыжные пробеги. С остановкой в госпитале.

Анна-Лиза хихикнула. Лорд тоже чуть улыбнулся. А потом добавил:

– В последние годы я сюда почти не захожу. Незачем.

Женщины помимо воли переглянулись. Голос старика звучал ровно, будто он говорил о погоде. Но слова были тяжелыми, как свинец. От них пустота и покинутость северного крыла становились физически ощутимыми.

– Мы пришли, – сказал лорд Диглби.

Анна-Лиза включила свет, и настало лето. Пионы и рододендроны пенились по стенам и поднимались к самому потолку розовыми и рубиновыми волнами. Залитые солнцем деревья млели от жары, опустив ветви почти к самой земле, на которой посверкивали самоцветы хризантем и нарциссов. На скамье между двумя кленами дремала девушка в белом платье и розовой шляпке. Книга, которую она читала, лежала на траве, и по ней ползла толстая зеленая гусеница. Гончая застыла в стойке, не отрывая взгляда от белки на крыше беседки.

– Вот это да!

Анна-Лиза вышла на середину комнаты. Сейчас она не думала о Джейн и просто наслаждалась красотой.

– Это была идея матери, – сказал лорд. – Раньше эта комната использовалась как оружейная. После войны она решила воссоздать сад здесь, раз уж не удавалось воссоздать его там, где он должен быть.

– Потрясающе, – выдохнула Сьюзан.

Она переходила от картины к картине, вглядываясь в каждую. Бóльшая часть ее взрослой жизни прошла в городе, вдали от садов. Но садовничество было у нее в крови, и она с изумлением поняла, что может узнать и назвать почти все растения. Места тоже были ей знакомы, да и как же иначе? Ее детство прошло среди этих деревьев и кустов, хоть сейчас, в сравнении с картинами, они реальные казались ей кривым зеркалом прекрасного прошлого. Вот этот дуб стал намного толще, а прошлым летом отец отпилил у него нижнюю ветку, потому что по стволу пошла трещина и завелась гниль. Вот здесь, где раньше рос тис, теперь пустое место, на котором ничего не приживается. А от тиса даже пня не осталось. А здесь, выходит, раньше стояла беседка. Теперь там каменный круг, и в нем тюльпаны. Сьюзан шла и шла, и вдруг…

– О боже мой! Джеймс, лорд Диглби, сэр!