Офицеры-2

Как только он открыл дверь, Дуст, повизгивая, мохнатым клубком подкатился под ноги. Шуракен запер его в сарай, чтобы по пьяни гости не затоптали щенка.

— Ну как ты тут, маленький? Соскучился? Пой­дем погуляем.

Шуракен сунул щенка под куртку и до половины застегнул молнию. Большая круглая голова Дуста с ко­ротко обрезанными ушами и одна толстая лапа тор­чали у него из-за пазухи. Выйдя из сарая, Шуракен увидел Нинку. В дубленке и белом пуховом платке она стояла на крыльце и ждала его.

— Пойдем, Саша, проводишь меня.

Они вышли за ворота. Улица была освещена фо­нарями, в окнах некоторых домов еще горел свет. Снег поскрипывал под каблуками Нинкиных модных са­пог.

Шуракен никогда не забывал своей первой люб­ви. Уходя в училище, он рассчитывал, что станет офи­цером и женится на Нинке, но ей некогда было его ждать. Она была красивая девка в самой поре, от уха­жеров отбоя не было, но по-серьезному замуж звал только Каляй. Нинка погуляла в невестах два года и от безнадеги пошла замуж. В течение десяти лет Шу­ракен видел Нинку от случая к случаю во время ко­ротких наездов к матери. Он знал, что семейная жизнь ее не сложилась — Каляй пил по-черному. Под конец, когда Нинка стала уже полновластной хозяйкой «Ко­лоска», семейные отношения превратились в великое противостояние по разные стороны прилавка. Водку в своем магазине Нинка мужу не продавала, а он тре­бовал. Она гнала его из магазина — он со злости пи­нал ногами дверь и орал. В конце концов Нинка ушла от Каляя, вернулась в родительский дом.

Шуракен и Нинка молча дошли до Нинкиного двора. Шуракен остановился. Нинка открыла калитку и взглянула на него приглашающим взглядом. Но­чью у калитки с запорошенными снегом кустами си­рени ей удивительно к лицу была белая кружевная шаль.

— Заходи, — сказала она.

— Поздно уже и пьяных гостей полон дом.

— Ничего, они и без тебя обойдутся. Заходи, раз приглашаю.

— Да нет, пожалуй, видишь, со мной щенок. Ма­ленький еще и глупый, нагадит в доме.

— Возишься с собакой, как с ребенком. На веран­де его оставь, не пропадет, — сказала Нинка и пошла к дому.

Шуракен вроде бы двинулся следом, но Нинка с удивлением заметила, что он принял ее приглашение без особой радости. Обычно мужики иначе реагиро­вали на подобную милость. Но если сказать честно, то гости редко переступали порог ее дома. Нинка была женщина с характером, ей бы не всякий подошел. Как и Шуракену, Нинке было двадцать восемь лет. Зрелое тело гуляло. Груди по ночам наливались огнем, твер­дели так, что торчали холмиками, даже когда она ле­жала на спине. Ей не хватало не только любви, но даже просто тепла мужского тела в постели.

По темным ступеням Шуракен поднялся на веран­ду. Нинка оставила дверь в комнаты открытой. На не­топленой веранде поскрипывали промерзшие поло­вицы.

— Заходи же скорей, не студи дом, — крикнула Нинка.

Шуракен расстегнул молнию на куртке, вытащил щенка и пустил на пол.

— Подожди здесь, Дуст, я недолго.

Давая понять, что он не намерен задерживаться, Шуракен не снял в прихожей куртку. Так и вошел в комнату.

За последние два года Нинка разбогатела. Пере­строила дом, купила дорогую мягкую мебель. Сейчас она гордилась тем, что комната выглядит, как городс­кая. Она зажгла шелковый торшер у дивана. Он, как маяк, указал направление движения.

Но Шуракен, переступив порог, так и стоял с тем отчужденным, официальным выражением на лице, с каким он сидел за столом. Нинка подошла вплотную и, просунув руки в нагретое его теплом меховое нут­ро куртки, обхватила, прильнула грудью. Она была под стать ему, крупная, рослая. Когда они стояли так, прижавшись друг к другу, желанные части их тел на­ходились в самом убедительном соответствии: ее женское против его мужского, его мужское против ее женского.

Но Нинка вдруг почувствовала, как мускулатура под его свитером пришла в какое-то осторожное и не­покорное движение. Шуракен мягко освободился от ее объятий, как будто вежливо разомкнул захват про­тивника.

— Почему? — удивилась Нинка.

— Ладно, я пойду, — невнятно проговорил Шура­кен.

— Да брось, куда ты пойдешь. Успеешь, там у тебя до утра гулять будут.

Закрыв глаза, Нинка снова прижалась к Шураке-ну. Настойчивым лисьим движением запустила руку под свитер. Гладя гладкую, пока прохладную кожу, лаская тело, от которого шло ощущение силы, она потянула молнию на джинсах.

Шуракен вдруг резко перехватил Нинкину руку. Нинка вздрогнула всем телом, жест Шуракена обжег ее обидой. Она ни черта не поняла и взвилась от зло­сти, увидев непробиваемую невозмутимость и вдум­чивую серьезность, как всегда нарисованные на фи­зиономии Шуракена. Нинка ударила бы его, если бы Шуракен не держал ее за руки. Она дернулась, чтобы вырваться. 

Шуракен без усилия притянул ее к себе. Голова у Нинки пошла кругом. Веки отяжелели и опустились сами собой. Нинка почувствовала губы Шуракена. Они были горячие и горькие от табака.

Готовая ответить на поцелуй, Нинка вдруг с удив­лением и неудовольствием почувствовала, что объя­тия Шуракена разжались, и, открыв глаза, она увиде­ла только, как его спина исчезает в проеме двери.