Огненный поток

— Нет, мадам! Этот допрос абсолютно беззаконен, и я вам не подчинюсь! Желаю доброй ночи!

Захарий шагнул к двери, но его догнал голос миссис Бернэм, в котором звенела угроза:

— Попомните, мистер Рейд, что ваш отказ от лечения вынудит меня передать доктору Олгуду все имеющиеся сведения о вашей болезни. И я не сомневаюсь, что, узнав о происшествии на балу, он сочтет необходимым оповестить соответствующие органы.

Захарий резко обернулся:

— То есть вы обратитесь в полицию?

— Да, если будет нужно.

— Но это же просто чудовищно, мадам!

— Отнюдь, это вовсе не столь чудовищно, как оскорбление моей стыдливости на балу и в комнате для рукоделия. Иль вы забыли, что в данной ситуации я — жертва? Я бы не исполнила свой долг перед женским полом, если б не приложила все силы к тому, чтоб более ни одна дама не пострадала от подобных оскорблений. Согласитесь, это вопрос общественной безопасности.

Переминаясь с ноги на ногу, Захарий отер рукавом лицо в бисеринах пота. Заметив, что он колеблется, миссис Бернэм не преминула усилить натиск:

— Разумнее пересмотреть ваше решение, мистер Рейд. Стоит секунду поразмышлять об имеющихся у вас вариантах, и станет очевидным, что лучший из них — мой опрос. И все это вам же во благо, не правда ли?

Захарий сник, словно из него выпустили воздух. Волоча ноги, он вернулся к креслу и налил себе бренди.

— Так что вы хотели узнать, миссис Бернэм?

В тот день, когда полк закончил марш к месту своей постоянной дислокации в Рангпуре, Кесри не возглавлял походную колонну. Его роту нарядили в тыловое охранение, что означало необходимость дождаться окончания погрузки палаток и боеприпасов на телеги и мулов, а затем медленно двигаться вслед за повозками с больными и ранеными. Лазарет часто останавливался, дабы санитары обиходили своих подопечных, и тогда арьергардная рота выставляла посты охранения от бандитов и грабителей.

Обычно переход старались закончить до наступления дневного зноя. Но лишь головные части колонны пользовались этим благом, а вот арьергард продолжал движение и в самое пекло. Из-за железных каркасов киверов, накалившихся под полуденным солнцем, сипаям казалось, будто им нахлобучили кипящие котелки.

Кесри, старше всех в роте, переносил поход тяжелее своих солдат, которые были почти вдвое моложе его и не обременены таким множеством старых ран. Заботясь о себе, после обеда он объявил долгий привал, чтобы переждать жару. Разомлевшие на отдыхе сипаи двигались еле-еле, и марш возобновился уже на закате. Когда впереди замаячили огни военного городка в Рангпуре, был поздний вечер; тужурка Кесри вся пропиталась потом, толстый слой пыли, осевший на влажную ткань, напоминал штукатурку.

До лагеря оставалось около мили, и тут вдруг из тьмы вынырнул Пагла-баба.

— Поспеши! — крикнул он, цапая Кесри за руку. — Субедар ждет тебя прямо сейчас!

— Зачем это?

— Не ведаю, тебе приказано срочно явиться в его палатку. Там уж собралось начальство — джамадары, хавильдары, найки.

— Много их?

— Человек девять-десять.

Кесри насторожился. Подобное собрание туземных командиров было событием необычным и в лагере, и в городке. Английские офицеры категорически запрещали этакие сборища, полагая, что они приводят к заговорам и мятежам. Собрания допускались только с одобрения адъютанта, но позволяли их крайне редко, и лишь для решения семейных и кастовых вопросов. И потому совещание в столь позднюю пору было чем-то неслыханным.

Пагла-баба прямо-таки читал мысли Кесри.

— Субедар получил разрешение адъютанта, — сказал он. — Похоже, дело сугубо семейное, приглашены только близкие родственники. Встречают гостей, проделавших долгий путь из деревни под Гхазипуром.

— Тебе эти гости знакомы?

— Только один. Он и твой родственник — брат Хукам Сингха.

— Чандан Сингх?

— Он самый. Деверь твоей сестры Дити, верно?

— Да. Что он здесь делает?

— Не ведаю. Поторопись, Кесри!

Миссис Бернэм глянула свои записи.

— Если помните, я спросила, когда впервые проявились симптомы вашего недуга.

Захарий опорожнил стакан и снова себе налил.

— Кажется, лет в двенадцать-тринадцать.

— Они возникли сами по себе или от общения с другой жертвой?

Захарий выпил залпом.

— Дружок Томми научил.

Карандаш порхнул над страницей и замер. Миссис Бернэм прокашлялась.

— Позвольте узнать, мистер Рейд, знакомы ли вы… с действом, которое Божественное провидение замыслило как священный акт продолжения рода.

Захарий тоже откашлялся.

— Если вы спрашиваете, познал ли я женщину, мой ответ — да.

— И сколько же, осмелюсь спросить, вам было лет, когда вы впервые вступили в интимную связь?

Захарий налил бренди в оба стакана.

— По-моему, шестнадцать.

— И кто была эта женщина?

— Шалава, если вам так интересно.

— В смысле, женщина с улицы?

Захарий фыркнул.

— Скорее, из дома. Публичного.

— Вы часто бывали в этих домах, мистер Рейд?

— Раза четыре или пять, не помню.

— Понятно. — Миссис Бернэм глубоко вздохнула и, помолчав, спросила: — И только с этими женщинами вы… совокуплялись?

— Да.

— Мистер Рейд… — Миссис Бернэм покашляла и пригубила бренди. — Чрезвычайно важно, чтобы вы были со мной откровенны.

Захарий вскинул бровь.