Огонь под пеплом

Кузен Станислав не верит в Наполеона. Он живет себе в Риме, не вмешиваясь ни во что, махнув на всё рукой. Его венский дворец Бонапарт разорил, поселив там чуть ли не полк своих солдат. Стась полагает, что Наполеон только использует поляков в собственных интересах, настанет время — и он предаст их, как и многих других, которые пошли за ним, а потом стали не нужны. Тадеуш Костюшко тоже отказался ему служить, не поддавшись ни на лесть, ни на уговоры. Фуше, посланному императором, вождь восстания 1794 года прямо заявил, что служил своей Отчизне при разных обстоятельствах, с большим или меньшим счастьем, и не желал бы ничего иного, как послужить ей вновь, вот только победы, одержанные с помощью поляков в Италии, Египте, на Сан-Доминго и при Маренго, пошли на пользу одному Наполеону. Однако он допускает, что в войсках Бонапарта поляки пройдут хорошую школу для будущих битв. «Нации, стремящейся к независимости, необходимо верить в свои силы, — написал Костюшко еще в 1800 году. — Если она не чувствует этого и не прилагает великих усилий для обретения своего существования, но полагается на поддержку или ласку чужестранцев, то можно смело сказать, что она не обретет ни счастья, ни чести, ни славы». Да, армия — это основное, вот чем надо заниматься. Турки потерпели поражение под Веной, потому что стремились любой ценой захватить этот город, вместо того чтобы разбить идущую на них армию союзников и сохранить свою. Получив боеспособную армию, Польша станет второй Испанией для любого завоевателя. Как хорошо сказал Неголевский, израненный при Сомосьерре: «Война в Испании останется примером для всех народов, склонивших выю под иноземным ярмом, и доказательством того, что нация всегда сумеет разбить свои цепи, если каждый из граждан сделается солдатом и поклянется в ненависти к угнетателям». Борьба только началась и закончится, увы, еще не скоро. Своему сыну князь Юзеф завещает не земли и не сокровища, а польскую душу, которая не успокоится, пока белый орел вновь не воспарит над всей бывшей Речью Посполитой. Под серым саваном пепла тлеет огонь…

* * *

Позолоченная гостиная в Мальмезоне ничуть не изменилась: тот же толстый ковер на полу, портреты Наполеона и Жозефины на стенах, два канапе, несколько синебархатных кресел и стульев из красного дерева с изображениями египетских богов, стол для триктрака, круглый столик под хрустальной люстрой… Жозефина вошла через белые двери с восточными узорами. Следы недавних слез были скрыты пудрой и румянами, императрица приветливо улыбалась, не разжимая губ: все знали, что у нее плохие зубы.

— Как я рада, моя дорогая! — Она протянула обе руки своей гостье. — Вы не забыли меня!

Графиня фон Меттерних коснулась губами ее щеки, почувствовав сильный запах крепких духов. Она была частой гостьей в Мальмезоне. Даже во время недавней войны, когда ее супруг был вынужден уехать, она осталась с детьми в Париже и продолжала видаться с императрицей. Своей добротой, любезностью, благожелательностью Жозефина пленяла сердца и привязывала к себе даже тех людей, которые недолюбливали ее супруга. Подъезжая к дворцу, графиня видела, как с крыльца спустился генерал Рапп: ей было известно, что он противник развода и в особенности нового брака.

— Здоровы ли вы? — спросила Элеонора. — Ах, моя милая, я так вам сочувствую! Поверьте: мне больно даже подумать о том, что вам пришлось пережить.

Глаза Жозефины мгновенно наполнились слезами.

— Ах, я так несчастна! Пятнадцать лет, пятнадцать лет!.. — Она промокала глаза платком и всхлипывала. — О, я не ропщу, он не мог поступить иначе. Но мои дети, мои бедные дети!.. Голландский король тоже хочет развестись.

— Что вы говорите!

Они уселись рядом на канапе.

— Бедняжка Гортензия!.. Нет, император этого не допустит. Он так добр… Он был здесь, пишет каждый день…

Жозефина вспомнила, что каждое письмо Бонапарта начиналось с упреков за то, что у нее до сих пор глаза на мокром месте: она должна перестать грустить и сделаться весела, иначе он не приедет. Наполеону доносят о ее слезах, и это сердит его. Вечно за ней шпионят! Хорошо, что госпожа Ленорман вышла на свободу; надо будет придумать способ вызвать ее сюда тайком. Но прежде нужно чем-нибудь угодить Бонапарту, чтобы он вновь стал с ней ласков. Он добр, только когда благодарен за что-то.

— Он пишет, что много занимается с министрами, это его утомляет, — продолжала покинутая супруга. — По вечерам он ужинает один… Ах, мне так жаль его!.. Могу я говорить с вами откровенно?

— Конечно, ваше величество! Обещаю, что ничего из сказанного вами не выйдет за пределы этой комнаты.

— Меня сейчас занимает один проект, — доверительным тоном начала императрица, — и если он удастся, тогда принесенная мною жертва будет ненапрасна.

Она придвинулась к своей гостье и понизила голос.

— Мне бы хотелось, чтобы император женился на вашей эрцгерцогине. Я говорила с ним об этом вчера, и он сказал, что еще не сделал окончательный выбор, но я полагаю, что он выберет австрийскую принцессу, если будет уверен, что его не отвергнут.