Океан славы и бесславия. Загадочное убийство XVI века и эпоха Великих географических открытий

В конце концов корабли рассеянной флотилии, в которой плыл Камоэнс, обогнули мыс и по отдельности прибыли на остров Мозамбик, со времен да Гамы являвшийся главной португальской базой в южной части Индийского океана. Вскоре Камоэнсу, как и да Гаме за полвека до него, стало очевидно, что возникла еще одна проблема – каким образом представить первые путешествия в Индию как триумф христианства и Португалии. В то время как испанские исследователи Западной Атлантики могли объявить об открытии неизвестной земли, Нового Света, и испанские технологии позволяли эти территории завоевать, люди, с которыми столкнулся да Гама вскоре после огибания мыса Доброй Надежды, уже являлись частью океанской сети, охватывающей значительную часть земного шара, и португальцы в ней вряд ли выглядели впечатляющей фигурой. В то время как наличие шелковой одежды и растущий уровень владения арабским языком убеждали да Гаму в том, что он находится на правильном пути в Индию, экспедиция вскоре оказалась посреди потока мировых культур, который ясно показал, что португальцы заходят в огромное и стабильное торговое сообщество. Купцы Софалы издавна торговали с индийским государством Гуджарат, окрашенные ткани которого они распускали и ткали заново с учетом местных вкусов; впрочем, к турецким модам они тоже были неравнодушны. Дальше по побережью в Килве торговали золотыми украшениями с островом Мадагаскар, а на другом берегу океана султаны Геди любили декорировать свои мечети и дворцы китайским фарфором и венецианским стеклом. В Восточной Африке португальцам рассказали, что на востоке живут люди, которые, подобно им, имеют цвет солнца, хотя они не сочли это воспоминанием о китайских судах, которые регулярно посещали этот район в начале века. Еще долгое время после приостановки плаваний по этому маршруту китайцы ценили Малинди как источник жирафов, которых посылали императору Юнлэ в Нанкин: грациозная походка животного подтверждала, что жираф – это цилинь, небесный зверь, который так старается ничего не повредить, что едва ступает по траве под ногами. И повсюду португальцы видели, что арабский язык укоренился как язык торговли; они продолжали воздвигать падраны, объявляя о своих притязаниях на эти земли, но было ясно, что они не могут предложить этому миру ничего нового или удивительного[91]

.

Это не значит, что Восточная Африка раскрыла пришлым свои секреты. Хотя арабские и индийские торговцы веками использовали муссонные ветра для посещения этих берегов, где обменивали ткани и готовые товары на слоновую кость и рабов, их деятельность в основном ограничивалась портами; внутренние районы материка оставались почти полностью неизвестными для чужаков, которые не располагали инструментами, необходимыми для ориентирования в этой местности. Если бы Камоэнс ранее не обнаружил царства Мономотапа[92]

в труде Дуарте Барбозы, посвященном Индийскому океану, он услышал бы о нем в Мозамбике: государство Мономотапа (португальская транслитерация слова Мвенемутапа, означавшего титул местного правителя) управляло побережьем до прихода португальцев: утверждалось, что государство имело протяженность 800 лиг в окружности, не считая соседних государств-данников, из которых постоянно текло золото. Правитель жил в уединении в городе Зимбаош; когда под его окном проходили процессии, груженные данью, его было слышно, но не видно; защищала его армия, состоящая из 5000 или 6000 женщин-воинов. В знак верности правителю все семьи должны были раз в год погасить огонь в своих очагах и получить огонь заново от царского факелоносца, в противном случае с ними расправлялись как с мятежниками. Сообщалось также, что местная цивилизация очень стара: Дамиан записал упоминания об одном дворце в царстве Бутуа, где каменная кладка была настолько пригнана, что не нуждалась в растворе, а на входе виднелась такая древняя надпись, что никто уже не понимал этого языка. Какой бы широтой ни отличались взгляды Дамиана (и большинства космографов), он невольно оценивал достоинства других культур в терминах, заимствованных из его собственной. Европейские путешественники XV и XVI веков часто считали самыми верными признаками цивилизованного народа сельское хозяйство, грамотность и каменные здания; арабский историк Ибн Хальдун, напротив, полагал, что совершенными людей делают кочевая жизнь и нужда, поскольку сытые горожане тупеют умом и грубеют телом[93].