О том, какой ужас наводили на португальцев эти неизведанные африканские территории, свидетельствует история, просочившаяся в порты Мозамбика в то самое время, когда в этом регионе был Камоэнс. В центре повествования находился возвращавшийся на родину флот, который в начале 1552 года отправился из Кочина; из-за войн с османами торговля в Аравийском море шла очень вяло, и такого богатого груза из Индии еще не возили: 12 000 арроб[94]
(около 176 тонн) перца, а также примерно 100 000 крузадо в золоте и драгоценных камнях. Вопреки совету своего лоцмана капитан Мануэл де Соуза Сепулведа направил небольшую флотилию – галеон и нао – поближе к мысу, чтобы лучше рассмотреть землю, но налетевший шквал уничтожил рули, мачты и паруса. Позже Камоэнс напишет о штормах в районе мыса Доброй Надежды, что в это время ветра объяли землю яростным дыханьем, стремясь разбить машину мирозданья[95]. Около 500 человек, включая жену капитана Леонор и его детей, а также сокровища оказались на берегу в районе Транскей. От первоначального плана построить небольшое судно, на котором можно было бы вернуться и подать сигнал бедствия, пришлось отказаться, поскольку после шторма не осталось ни одного куска дерева крупнее человеческой руки. Проведя несколько дней в укреплении, сооруженном из бочек и сундуков, они отправились пешком до ближайшего португальского поселения у реки Тембе на юге Мозамбика: 600 миль вдоль побережья, но почти вдвое больше, если учесть, что им пришлось идти по внутренним районам континента. Отряд состоял из 180 португальцев и 300 рабов, несколько рабов несли на носилках жену и детей де Соузы[96].Риса, спасенного с кораблей, плодов и морепродуктов, собранных на берегу, хватило примерно на месяц, и португальцы не встречались с местными жителями, с которыми можно было бы вести торговлю. Людьми стало овладевать отчаяние. Одним из первых потеряли ребенка де Соузы от любовницы (вероятно, индианки); несший его человек остановился отдохнуть и дождаться хвоста колонны, но с наступлением ночи пропал в буше[97]
. Запаниковавший де Соуза предложил 500 крузадо – в два с лишним раза больше, чем Дамиан заплатил за шедевр Иеронима Босха, – любому, кто вернется и поищет пропавших, но даже за такие деньги никто не согласился встретиться с хищниками, которые регулярно нападали на отставших от группы; среди этих зверей имелись львы и «тигры» (так португальцы называли полосатую гиену, пока еще неизвестную). Это стало лишь началом гиперинфляции: вскоре вода стала переходить из рук в руки по 10 крузадо за пинту[98], а человек, готовый отправиться в заросли кустарника, чтобы наполнить котел из ручья, мог заработать 100 крузадо. Теперь люди целиком зависели от найденной падали, и возникла бойкая торговля объедками: за 15 крузадо можно было купить сухую змеиную кожу, измельчив ее и смешав с водой – еще 10 крузадо – получали еду, которая обходилась в двадцать пять раз дороже, чем месяц жизни в Гоа.