Эти и другие подобные строки не оставляют сомнений, что утративший иллюзии Камоэнс ощущал себя ничтожной и незначительной частью этой огромной бесславной машины[152]
.Португальская стратегия в Индийском океане оказалась жертвой своего ошеломительного начального успеха. Уничтожение торговли пряностями, которая шла через Александрию в Каир, напрямую способствовало падению Мамлюкского султаната в Египте, что положило конец странной схеме, по которой номинальные лидеры ислама столетиями выбирались из числа рабов, и как минимум некоторые из них начинали свою жизнь христианами. Еще в 1503 году мамлюкский султан грозил западному христианству, провозгласив себя истинным наследником Александра Македонского в письме, которое Дамиан полностью приводит в своей хронике. Объявив себя тенью бога на земле и выразив сожаление по поводу того, как христиане обошлись с мусульманами (как в Иберии, так и на востоке), султан пригрозил в отместку разрушить христианские святыни, включая Иерусалим, так что камня не останется на камне, и сами камни обратятся в пыль. Кульминацией этого противостояния стала битва при Диу в 1509 году, когда португальцы разгромили вражеский флот, хотя ранее потерпели поражение от объединенных гуджаратско-мамлюкских сил, и эта победа перевернула ситуацию в Восточном Средиземноморье. Хотя подрыв экономических основ ислама на протяжении нескольких сотен лет был одной из главных целей европейских экспедиций, триумф при Диу на самом деле оказался скрытой катастрофой, поскольку напрямую способствовал возвышению гораздо более могущественного противника в лице Османской империи, и именно ослабление Мамлюкского султаната действиями португальцев дало османам последний фрагмент, необходимый для реализации своих амбиций в глобальном масштабе[153]
.Завоевание Египта турками в 1517 году и превращение его в провинцию Османской империи не только принесло Стамбулу контроль над торговлей в Индийском океане, но и сделало турок покровителями священных городов Мекки и Медины, а также передало им халифат – духовное руководство исламом. Вместо деградировавшего и плохо организованного врага португальцы столкнулись с огромной разросшейся империей, обладавшей гораздо бо́льшими ресурсами, амбициями и уровнем развития, а также контролировавшей второстепенный морской путь, шедший через Персидский залив – район, который Камоэнс патрулировал в 1554 году. Османская разведка и картографические сети не уступали европейским, о чем свидетельствует карта Пири-реиса[154]
, на которой уже в 1513 году были отражены географические открытия в Америке, а также тот факт, что единственная сохранившаяся португальская карта того периода находится не в Лиссабоне, а в Стамбуле. Хотя османские суда не ходили так далеко, как португальские, к моменту прибытия Камоэнса турки уже реализовывали их плюсы: адмирал-корсар Сефер-реис заманивал португальские корабли на мелководье и в защищенные прибрежные воды, где преимущество имели более маневренные турецкие гребные суда. Одновременно османы развернули проект восстановления древнего канала, связывавшего Красное море с Нилом, что позволило бы напрямую плавать из Средиземного моря в Индийский океан. Если Португалия и Испания предполагали, что их экспедиции приведут к созданию масштабных и даже всемирных империй, воссоздающих славу Рима, то вскоре они обнаружили, что далеко не одиноки в своих устремлениях: выяснилось, что подобные амбиции присущи культурам монголов, китайцев, моголов, жителей Южной Индии и, конечно, османов. Османы считали себя наследниками Александра Македонского, а среди многочисленных титулов, присвоенных себе султанами, был и «кайзер-и-Рум» – «цезарь Рима»[155].