Охота на крокодила

«Анна Ахматова» пришвартовалась у 3-го пассажирского причала порта Отару в 11:15. Я вышел на верхнюю палубу и увидел на причале весь цвет отарских силовиков. Видимо, Ивахара здорово напугал пограничников и таможню – их представителей стояло здесь вдвое больше, чем это обычно необходимо. Судя по всему, Ивахара поднял на ноги весь штат городского управления полиции, и если бы вдруг почему-то захотелось пересчитать все голубые рубашки под темно-синими жилетами, то я бы насчитал таковых не меньше полусотни. Но желания считать ивахарских ребят у меня не было, а было желание поскорее избавиться от организованных туристов и нанести визит в каюту Като.

Первыми, как и положено, на борт взбежали пограничники, а затем, вопреки правилам субординации, побежали наши ребята, оставляя в недоумении пыхтящих от недовольства таможенников. Как мы заранее договорились с Ивахарой, его ребята блокируют каюты с нашими ветеранами и чисто для проформы Ганиным, а также все каюты членов экипажа, которых Кротов лично проинструктировал, как надо себя вести по прибытии на борт наших силовиков.

Благо, туристы все были организованные, проверка паспортов заняла не больше получаса, после чего все шестьдесят дальневосточных богатеев дружно загрузились в два сверкающих на солнце туристических автобуса и отбыли в направлении Саппоро. После этого Ивахара махнул сверху таможенникам, и они наконец-то получили возможность заняться выполнением своих непосредственных обязанностей. Они быстро распределились по каютам строго по списку, который я продиктовал Ивахаре по телефону. Чтобы не обижать Като, Ивахара по моей просьбе попросил таможню сначала провести досмотр панинских дедушек и самого Ганина, а уж потом только идти к Като и его «оруженосцам».

Таможенники быстро прошмонали Ганина и его дедов, не преминув при этом поковыряться одноразовыми деревянными палочками для еды в урнах с прахом бойцов минувших дней. Затем они просмотрели багаж Сато и Мацуи, и только после этого я указал им и пограничникам на дверь каюты Като. Я постучал, и в ответ Като бросил в меня недовольное «ну?».

В каюту мы вошли впятером: я, Ивахара, начальник портового таможенного поста порта Отару Нисидзаки, его помощник Икэда и командир пограничной группы Сато. Като сидел в кресле у иллюминатора и вставанием нас не удостоил.

– Добрый день, Като-сама! – удостоил Като самым высоким стилем приветствия Нисидзаки: не только этим высокопарным «сама» вместо банального «сан», но еще и довольно-таки низким поклоном.

Като молча наклонил голову в ответ, перевел взгляд на Сато и кивнул ему на журнальный столик, на котором рядом с пластиковой папкой с какими-то бумагами лежал его паспорт. Сато не стал утруждать себя сверкой фотографии в паспорте с реальным лицом его владельца, а быстренько поставил соответствующий штампик на соответствующей странице. Было видно, что и местная таможня, и местные пограничники не только хорошо знакомы с Като, но и глубоко уважают его, а также всем своим видом показывают ему, что они тут ни в чем не виноваты, а виноват во всем вот этот вот наглый майор полиции из Саппоро, который заставил их омрачить торжественное возвращение главного таможенного брокера всего Хоккайдо на свою прекрасную родину.

– Вы ради бога извините, Като-сама, – продолжил лебезить подобострастный Нисидзаки, как будто перед ним сидел не провинциальный таможенный агент, а сам император Акихито, – но в этот раз мы должны осмотреть ваш багаж.

Като мотнул головой в сторону стоявших у дверей двух чемоданов и хорошо известного мне жбана.

– Чемоданы, я думаю, мы досматривать не станем, – опять смалодушничал Нисидзаки, – ограничимся вот этим бидоном. Что в нем?

– Сами смотрите, – буркнул Като. – Ничего противозаконного.

Нисидзаки выглянул за дверь, что-то кому-то крикнул, и тут же в каюту вошли два молодых парня в таможенной форме, у одного из которых в руках был тяжелый сверток. Нисидзаки кивнул им на ковер перед кроватью, и пареньки молниеносно превратили сверток в бежевое прорезиненное покрывало. Затем они открыли жбан и вывалили на это покрывало его содержимое.

Я был единственным, кто постарался не допускать появления признаков удивления на своем лице. Ну, еще и Като, конечно. Он оставался все тем же каменным командором, которому происходящее глубоко безразлично. Все остальные, включая Ивахару, издали различные звуки от вздоха досады до ироничного покашливания. На покрывале высилась теперь куча кусков чего-то радикально черного, и куча эта была окружена мелкой пылью того же цвета.

– Что это, Като-сама? – спросил Нисидзаки и со злостью покосился на меня.

– Уголь, – спокойно ответил Като.

– Какой уголь?