Охота на крокодила

А за ужином я, надо сказать, не без удовольствия съел семенковскую котлету «по-киевски» (а ведь прав этот проницательный Като насчет хохла!) с вполне съедобным картофельным пюре и капустным салатом, щедро сдобренным яблочным уксусом и жареными кунжутными семечками. Памятуя о наших с Ганиным недавних плаваниях в водах – вернее, в пенах – «Балтийского» моря и об аппетитных рассказах отца о двух его – аспирантской и докторской – стажировках в Советском Союзе, во время которых он посетил Киев и Харьков, я предусмотрительно засунул за воротник футболки жесткую, с трудом сгибаемую накрахмаленную салфетку и только потом вскрыл ножом и вилкой аппетитную золотистую котлету. Янтарное масло, тут же брызнувшее из ее недр, ничуть не повредило мою майку (в отличие от отцовской лет этак тридцать пять назад), но зато поглощал я эту малороссийскую гастрономическую роскошь с большим солнечным пятном на салфетке у себя под подбородком.

Краем глаза я видел, как среди шумной, предвкушающей японские удовольствия туристической толпы, наседавшей все больше не на семенковские блюда, а понятно на какие напитки, восседал этаким каменным сфинксом Като в обрамлении своих нукеров, и как к нему время от времени подбегал подобострастный Семенко и подносил нечто фиолетового цвета в большой стеклянной кружке: видимо, тот самый необходимый Като как воздух ностальгический кисель из жимолости. И кружек таких было как минимум три. Справа, ближе к кухне, теснились за небольшим столиком ганинские старички и сам сенсей, который, как мне удалось разглядеть, тоже заказал себе котлету «по-киевски».

Когда наши с ним взгляды пересеклись, я махнул ему рукой в сторону выхода и постучал по часам на левом запястье. Ганин понятливо кивнул, и мы вернулись каждый к своей котлете.

– Ну что, Такуя, что делать завтра будешь? – спросил меня Ганин.

Его бархатный баритон разлился в абсолютном мраке антрацитовой япономорской ночи. Все уже угомонились, разошлись по каютам, а мы с Ганиным стояли на верхней палубе и неизвестно с какой целью смотрели в непроницаемую тьму.

– Как только связь появится, буду звонить Ивахаре. Пускай готовит народ для, как ты говоришь, всеобщего шмона.

– Ты считаешь, что кто-то из туристов везет товар?

– Нет, по новым данным разведки, никто из них раньше в Японии не был. Так что туристов мы сразу отметаем, то есть отпускаем и даем им двадцать четыре часа на разграбление универмагов и супермаркетов Саппоро.

– Значит, Като?.. – медленно протянул Ганин. – Знаешь, Такуя, я тебе адын умный вещь скажу, но только ты не обижайся.

– Одну умную вещь, сенсей хренов! – опрометчиво поправил я Ганина.

– Адын умный вещь, и никак иначе! – стоял на своем Ганин. – Ты говорил, в Отару пробная партия «крокодила» идет, да? С Като там или еще с кем…

– Ну, пробная…

– Так вот. Я, Такуя, давеча нашел три минутки своего свободного времени и побраузил в интернете насчет этого «крокодила».

– Ну и чего ты там набраузил?

– Ты говоришь, что эта самая пробная партия может быть у Като в жбане, так?

– Ну…

– В этот жбан килограммов двадцать входит.

– Не меньше, – согласился я.

– Двадцать кило «крокодила», Такуя, – это ни разу не пробная партия. Это конкретная поставка на сотни миллиардов йен. Тому, кто ее в Отару скинет, уже никогда в жизни работать не придется.

– Дурак ты, Ганин! Ты что, думаешь, я этого не понимаю? Мы с тобой видели, как в жбан этот грунт вперемешку с коноплей засыпали. Помнишь крестовый поход твоих пенсионеров на могилы корешей по оружию?

– Еще бы! Забудешь такое!

Я попытался сказать как можно безапелляционнее, чтобы подавить в себе самом возникшие и начавшие терзать меня сомнения:

– Так вот, я допускаю – вполне себе допускаю! – что в этот грунт с коноплей он или его подручные закопали несколько пакетиков с «крокодилом». Я их, кстати, в Ванино собственными глазами видел, эти пакетики, пока ты своих дедов шопингом развлекал.

– Ага, закопали! – продолжал гнуть свое Ганин. – В грунт с коноплей! Ты сам-то себя слышишь, Такуя? Погранцы начнут эту коноплю из грунта выковыривать – и что, они эти пакетики не найдут?

– Пошли спать, Ганин, – мрачно отозвался я во мраке ночи. – Завтра все встанет на свои места. Может, ты и прав, но, как там говорил ваш великий и ужасный, «других писателей у меня для вас нет». Нет у меня, Ганин, пока никого, кроме Като… Хотя, если мозгами пораскинуть, то… Но это уже завтра, ладно, Ганин?

Связь на моем мобильном появилась в половине восьмого утра, где-то километрах в тридцати от Отару. Сколько это в морских милях, мне неведомо. Можно будет, конечно, у Ежкова поинтересоваться, но уже только тогда, когда у нас с ним никаких других тем для разговоров больше не останется. После дежурного звонка все еще дующейся на меня Дзюнко я набрал номер Ивахары.

– Доброе утро, Минамото-сан! – откликнулся Ивахара.

– Вы еще дома?

– Нет, уже в офисе. Мы тут к вашему приезду третий день готовимся.

– Что по Шепелеву? Нож нашли?

– Нет, водолазы два дня поработали, но говорят, дно в порту плохое: мусора горы. Так что гарантий, что ножа на дне нет, никаких.