– Минамото-сан, как я понимаю, все делает серьезно! – раздался рядом резкий голос капитана Кротова. – Минамото-сан!
– Господин Кротов! – поклонился я ему.
– Ивахара-сан сообщил мне о том, что вы настояли на выпуске моего корабля по расписанию. Примите мои благодарности! А то, знаете ли, Минамото-сан, для судна задержка еще более нежелательна, чем для незамужней женщины.
– Не стоит, – кивнул я капитану, проигнорировав его грязную шутку.
– Сержант от вас был, – сказал Кротов. – Мы через него билет для вас оформили. Все в лучшем виде. Каюта готова. Вам повезло, кстати, что осень уже, а то летом мы забитые ходим. Одноместку не всегда бывает просто найти.
– Спасибо за билет, господин Кротов. Сержант Сома мне сказал, что вы были очень любезны.
– Да ради бога!.. Значит, решили отдохнуть вместе с нами?
– И отдохнуть тоже.
– Понимаю! Я уже проинструктировал Анатолия Павловича. Он окажет вам все необходимое содействие. Можете на него положиться. И на меня тоже. Правда, чуть позже: я сейчас должен быть на мостике. Через два часа выходим. Как выйдем, прошу к ужину. Помните где, да? И друга своего с собой берите, – улыбнулся Кротов Ганину.
– Ганин, – сдержанно представился Ганин.
– Кротов, – кивнул капитан. – Я списки смотрел – вы из Саппоро у нас, да?
– Да, русский язык там преподаю.
– А сами из Ванина?
– Нет, из Москвы.
– А с нами, значит, в туристических целях? Я-то подумал, вы на родину возвращаетесь.
– Не совсем в туристических. Скорее в переводческих. Я вот с этой ветеранской группой еду, – показал Ганин Кротову на расползающихся по каютам дедушек.
– С Като, что ли? – уточнил Кротов.
– В общем, да. Он, правда, со своей охраной как бы отдельно едет. А я с остальными ветеранами. Но группа одна, как и цель. Я им здесь помогал эту поездку готовить, ну они меня и попросили с ними съездить, помочь в случае чего. Я по-японски говорю, они – по-русски, так что друг другу будем полезны, я думаю, Виталий Евгеньевич.
– Что ж, стало быть, старички одни на нашем берегу не останутся. Приглашение мое в силе и для вас. В девять ноль-ноль прошу отужинать, чем Посейдон послал.
– Спасибо большое! Буду непременно!
Кротов удалился к себе на мостик, а мы с Ганиным пошли вдоль борта второй палубы.
– У тебя какая каюта, Такуя? – спросил Ганин.
– Двести шестнадцатая.
– А у меня двести восемнадцатая! Почти соседи! Я пойду вещи разложу. Как устроишься – заходи!
Я остановился у своей двери, а Ганин пошел дальше.
Каюта оказалась более приличной, чем я ожидал, учитывая свой богатый опыт знакомства с советским и постсоветским сервисом. Было видно, что, прежде чем выпускать «Анну Ахматову» на международную линию, «поэтессу» существенно подхорохорили – видимо, в Пусане. И кровать, и кресла с журнальным столиком выглядели вполне прилично, в душевой, совмещенной с туалетом, приятно пахло искусственным яблоком, и я вдруг почувствовал легкую зависть к Соме и прочим отарским ребятам, которых регулярно посылает сюда на выполнение опасных секс-миссий остроумный Мураки-сан.
Домой я заехал только на полчаса, и Дзюнко разговаривать со мной отказалась наотрез: слишком уж неожиданным для нее оказался мой туристический выкрутас. Так что мне на прощанье пришлось довольствоваться сухим клацаньем запираемой за моей спиной двери, и теперь весь этот скромный сумрачный уют моей новой обители будил в моем подсознании сладостно-щемящие субботние чувства, множащиеся в геометрической прогрессии от одного только вида идеально ровной, несмятой постели.
Чтобы выгнать эту крамолу поскорее из своих мозгов и некоторых других частей постоянно напоминающего о себе тела, я вывалил на кровать вещи, наскоро запиханные в баул в те мимолетные полчаса, которые провел дома. Хотел было их разобрать, но, быстро поняв всю бесперспективность этого скучного занятия, ограничился только запихиванием почти пустой (за исключением одной известной увесистой железяки, в ней ничего не осталось) сумки на верхнюю полку встроенного шкафа.
Я собрался выйти из каюты на свежий вечерний воздух, но в последний момент еще раз посмотрел на ворох своего барахла, Уральским или каким там еще хребтом разделивший мое ложе вдоль на две равные половины. Из обостренного эстетического чувства оставлять за собой этот вулканический разор я не стал. Подошел к кровати, выдернул из-под одежного кряжа казенный плед, накрыл им вещи сверху и, удовлетворившись несколько облагороженным теперь видом своего нового жилища, покинул каюту.
На судне продолжалась обычная предотходная суета, на которую с верхнего мостика холодно взирал надменный Като. На нем была все та же черная тенниска, нагрудный карман которой украшал преследовавший меня целый день зеленый крокодильчик. Я поднялся к нему, но когда до брокера оставалось три шага, у меня на пути прямо из палубы выросли два атлета-охранника, и за этой вмиг выстроившейся человеческой стеной Като полностью исчез из поля моего зрения.
– Мацуи! Сато! – раздался из-за них грозный хозяйский рык. – Расслабьтесь!
Стена из стальных мышц и металлических костей неохотно раздвинулась, и я подошел к Като.