Я бросил ему ключ, и пока майор его ловил, успел поймать себя на мысли о том, что абсолютно не помню, когда успел вытащить его из замка зажигания, ведь из джипа я выпадал, как любит говорить Ганин, «стремительным домкратом».
– Залезайте, товарищ недорезанный! – усмехнулся Ковалев мне из-за руля.
– Недострелянный, – поправил я его и плюхнулся в левое переднее кресло.
И тут же понял, что поступил абсолютно правильно. Если бы я сел на обычное для пассажиров-японцев заднее, в сознательном состоянии до гостиницы я бы точно не доехал.
Глава 11
Проснулся я от нежного свиста над моим левым ухом. Свистел Ганин, от него пахло лесом и табаком.
– Ты что, Ганин, курить начал? – выдавил я из себя и начал переворачиваться с живота на бок.
– Деды мои дымят, как паровозы, – ответил Ганин, расположившийся в кресле у телевизора. – Сам страдаю.
Я сел на кровати и прищурился от яркого света, бившего из окна.
– Сколько времени?
– Третий час, – сообщил сенсей. – А чего это ты дверь не запер? И где ты вообще вчера шлялся после кладбища?
– Дверь не запер? – не на шутку испугался я.
– Я стучу-стучу, ты не открываешь. Я ручку повернул – дверь открылась.
– Забыл, наверное…
Эта новость меня сильно «обрадовала», и я вдруг сильно пожалел, что отказался от предложения Ковалева об охране.
Ганин критически осмотрел мой ночной наряд, в котором я десять часов назад катался по детской площадке.
– И не разделся даже…
– Убей меня, Ганин, не помню, как в номер зашел, – честно признался я. – Намаялся я вчера в твоем Крокодилове!
– Ты знаешь, Такуя, я тоже. Ветераны замучили! И откуда в них столько энергии? Сегодня подняли меня в шесть! Говорят, поехали опять туда, где лагерь был. Хорошо, Демид – мужик покладистый, довез за тридцатник.
– А сейчас где они?
– Как они изволят изъясняться на моем родном великом и могучем, «послеобеденный сон делают». Ну, короче, пообедали и спать завалились.
Я наконец-то смог принять вертикальное положение и подойти к окну, за которым радостно сияло холодное осеннее солнышко.
– А ты чего сон не делаешь, Ганин?
– Я не дед, не ветеран и не сибарит. Чего мне днем после обеда дрыхнуть! – фыркнул сенсей.
– Да, Ганин, ты художник, причем вольный, тебе спать вообще не положено.
Я направился в тесную ванную, в которой собственно ванны не обнаружил. Мне пришлось ограничиться горячим душем и тупой одноразовой бритвой китайского производства.
За время моего отсутствия Ганин позу в кресле не изменил, но зато перед ним теперь работал телевизор, даря сенсею возможность наслаждаться его любимым футболом.
– Что, Ганин, «Спартак» – чемпион? – съехидничал я, играя на его маниакальной страсти к этой странной игре, которую реализовать в Японии он не может, поскольку для всех наших телеканалов транслировать российский чемпионат – не дело.
Моя колкость наблюдательного Ганина не проняла.
– У тебя кровь на щеке. В гостинице нормальные мужики не бреются. А если бреются, то своим станком.
– Ты лучше Сашу свою поучи гречку варить, – огрызнулся я, вытирая салфеткой пораненную безжалостной китайской сталью щеку.
– Кстати о гречке. Ты обедал?
– Я не только не обедал, но и не завтракал, а ужин был поздний, – поведал я сенсею. – А ты обедал?
– Я и позавтракал, и пообедал. Правда, холодные вареные яйца в начале седьмого завтраком не назовешь, но пообедал я в столовке неплохо. Тебе тоже советую.
– А чего ты тут у меня расселся, Ганин?
– От дедов прячусь. Они тебя боятся и сюда не сунутся. Говорят, за ними в ванинском лагере советский комендант смотрел, а теперь японский смотрит. Им тоже в номерах не сидится, они грозились меня сегодня перед ужином на прогулку по городу вытащить.
– Ну и сходи, погуляй, – посоветовал я ему. – Лучше, чем смотреть на этих тупых мужиков, которые мячиком в ворота полтора часа попасть не могут.
– Сам гуляй, – огрызнулся Ганин. – Меня ванинские улицы как-то не привлекают.
– Да я ночью знаешь как по ним нагулялся! – усмехнулся я.
– Ну и слава богу, – кивнул Ганин. – Могу составить тебе компанию за обедом. Хочешь?
– Ты второй раз пообедать хочешь или поговорить о чем?
– Кофе выпью, – уклончиво ответил сенсей.
– Ну пошли тогда, – кивнул я на дверь.
Ганин указал на мое левое плечо.
– Ты вот так по гостинице пойдешь?
– А-а, черт…
Я не решился оставлять пистолет в номере и натянул поверх рубашки ветровку.
– Дверь не забудь закрыть, Такуя, – напомнил сенсей.
– Не забуду, если вспомню, где ключ.
Что у меня происходило с ключами последние сутки, я понять не мог. Сначала ключ от Ковалевского «Патрола», который я машинально вынул из замка зажигания, выпадая из машины, – я абсолютно не помню, как это сделал. Теперь незапертая дверь – и это после предупреждений и предложений Ковалева. Причем как вручил майору стопочку для саке, в которой под прозрачной пленкой позвякивали две корабельные пули, выпущенные в мой муляж, я помню отчетливо. Даже помню, как они стукнулись друг о друга, когда Ковалев засунул их в карман своей форменной телогрейки. А вот почему я не потрудился повернуть ключ в замочной скважине и где вообще этот ключ, я не имел ни малейшего понятия.