– А если таможня наша напряжется, собак всех своих на пароход затащит?
– Значит, надо прятать там, куда японский таможенник смотреть не будет. Или где собака не унюхает.
– Я к тому и клоню…
– К урнам ветеранским клонишь?
– Прах – дело святое, Ганин. Для нас, японцев, по крайней мере. Таможня и пограничники под козырек возьмут и мимо пройдут. Да и дедушки твои у них подозрения особого не вызовут. Ведь они японцы и свой японский долг перед своими соратниками исполняют. Вот если судно грузовое и на нем японцев нет, а одни только русские или корейцы, то таможня будет его шмонать нещадно. А тут все-таки свои ветераны…
– Логично. А что, ты говоришь, Като везет? – спросил Ганин.
– Да вот, жбан свой вчерашний.
– Демид туда земли с коноплей напихал, я видел.
– Я тоже, – сказал я. – Но конопля не «крокодил». Я же тебе сказал, что вчера в «Слоновой кости» они договорились о пробной поставке чего-то. Зачем им везти в Японию коноплю на пробу, когда у нас марихуана – самый ходовой наркотик после экстази?
– Ты уверен, Такуя, что речь о «крокодиле» идет?
– Нет, конечно, слово «крокодил» никто из них вслух не произнес, а «триметилфентанил» вообще вряд ли кто из них выговорит, тем более после моря водки. Но слишком уж все изящно сходится, Ганин. Слишком все красиво ложится.
– Ну, к урнам доступа у меня нет, – признался Ганин. – Они у Като в номере. Он же здесь в трехкомнатном люксе вместе со своим, как ты говоришь, жбаном.
– Да нам с тобой необязательно в них ковыряться, Ганин. К Отару подойдем – я сообщу кому надо. С поличным на судне и возьмут.
– А убийство твоего морячка здесь с какого бока?
– Мне ночью сегодня не до морячка было. Но Шепелев вполне мог быть в курсе грядущей поставки, и за это перевозчик его и зарезал. А…
Договорить мне не дал знакомый голос майора Ковалева, раздавшийся слева:
– Вот вы где, товарищ майор!
Я привстал навстречу своему новому партнеру и даже хотел расплыться в улыбке, как вдруг увидел, что в гостиничную столовую майор заявился не один. Его спутником был невысокий моложавый мужчина в длинной осенней куртке, из-под которой виднелась темно-коричневая кофта с модным разрезом на шее. Он шагнул следом за Ковалевым к нашему столику и внимательно осмотрел Ганина.
– Выспались? – поинтересовался Ковалев делано будничным тоном, давая понять, что разговор предстоит серьезный.
– Да, вполне, – кивнул я, вставать передумав.
– Разговор есть.
Ковалев слегка повернул голову влево, в сторону стоящего за его плечом мужчины.
– Садитесь, – указал я на два стула напротив и глазами попросил Ганина пересесть на мою сторону.
– Нам бы с глазу на глаз… – протянул Ковалев, оставаясь стоять и глядя на пересаживающегося сенсея.
– Господин Ковалев, это мой друг Ганин-сенсей, – кивнул я в сторону севшего по мою левую руку строптивого потомка коломенского понтонного магната. – У меня от него секретов нет.
– Будут, – ядовито заметил ковалевский спутник.
– С кем имею честь? – поднял я на него глаза.
– Носенко Виталий Игоревич, – ответил за него Ковалев. – Тоже майор, но уже другой конторы.
– ФСБ? – предположил я, глядя на Носенко.
Он продолжил играть в столь популярную среди моих и ковалевских подопечных молчанку, и отвечать за него опять стал майор:
– Нет, управление по борьбе с наркотиками.
– Понятно, – кивнул я. – Но без Ганина-сенсея мне с вами говорить будет трудно – все-таки я не русский, а он японский знает в совершенстве, в случае чего переведет, если потребуется.
Носенко огляделся по сторонам, оценил диспозицию, осознал, что ближайшая пара посторонних ушей, если не считать выгороженного мною Ганина, находится в трех столиках от нас, тяжело вздохнул и сел напротив сенсея. Ковалев же вздыхать не стал, а не без удовольствия плюхнулся на стул передо мной.
Едва он раскрыл рот, чтобы начать нашу светскую беседу, как у столика выросла женская фигура внушительных размеров в тоскующем по стиральной машине и крахмалу халате.
– Самообслуживание у нас, подносики взяли! – скомандовала служительница ванинского общепита.
– Кофе нам принесите, – попросил из-под ее левой груди Носенко. – И сахару.
– Самообслуживание у нас! – повторила женщина. – С пяти ресторанное обслуживание начинается. Заказ по меню, цены повыше.
Носенко наклонился влево, к ковалевскому плечу.
– Товарищ майор, объясните даме…
– Сан Палыч у себя? – спросил женщину Ковалев.
– Вроде был… – неуверенно протянула она, понимая, что попала в классическую ситуацию, когда знакомство клиентов с начальством опускает тебя, как любит говорить Ганин, ниже плинтуса.
Надо, кстати, в номере посмотреть на этот плинтус. Ганин говорил, что он внизу идет, между стеной и полом. У нас это просто полоска дорогой фанеры или дармового пластика, приклеенная к нижнему обрезу стены, а Ганин утверждает, что русский плинтус более объемный и ликвидирует прямой угол между стеной и полом. Может, привирает, как всегда, надо проверить.
– Поди скажи ему, что Ковалев из отдела с товарищами его фуфельного кофе хочет. Пускай он тебе прикажет нам его подать. Поняла, Аграфена Ферапонтовна?
– Вика я, – промычала женщина.