Охотник за судьями

Старина Петрус поднял голову. Необъятность его лба поразила Балти. Этот лоб был как склон горы. Он тянулся без конца и края, и вершина его пряталась под ермолкой. Нос тоже был огромный. И обвислый, словно слеплен из глины, которая еще не схватилась. Глаза — маленькие, как черные бусинки; губы чувственные, неприятно влажные. Волосы каскадами спускались по обоим плечам, придавая губернатору сходство со спаниелем. Казалось, его собрали из разнородных материалов. Грудь его вздымалась, как огромные кузнечные мехи.

Генералу, как звали его подданные (так он, в свою очередь, звал их), было лет пятьдесят пять. Девять из них он претерпевал мучения, от которых человек менее сильный духом, пожалуй, застрелился бы. Правую ногу генералу ампутировали после того, как испанское пушечное ядро превратило ее в месиво, и рана никак не заживала во влажном, жарком воздухе тропиков. После почти десяти лет мучений, которые Стёйвесант переносил стоически, он все же вернулся в Голландию, чтобы выздоравливать в кругу близких людей в более умеренном климате. Страдания тех лет читались, как на палимпсесте, на невыразительном лице генерала, суровом лице кальвиниста, казалось говорящем: попробуй только оспорить мое достоинство или авторитет. Еще становилось сразу ясно, что этот человек — одиночка: отдельный от всех, он стоит на крепостной стене, командуя артиллерийским огнем. Его не найдешь в веселом дружеском кругу в таверне. Балти вспомнил слова капитана Андерхилла: Стёйвесанта не любят даже его собственные люди.

Губернатор Новых Нидерландов обратился к пришедшим на английском языке, вычурном, но деревянном, словно он хранил свой словарный запас в ноге.

Они должны извинить. Но была причина на то, что в Новом Амстердаме им оказали прием, если можно так выразиться, не самый радушный. Причина? Недавно замечены в водах у острова Блока четыре английских военных корабля. Что бы это могло означать?

Не секрет, что отношениям между Англией и Голландией, увы, недостает гармонии. В Лондоне люди кричат на улицах: «Война! Нам следует опять воевать с Голландией!»

Неужели прошедшей войны недостаточно? Чего Англия добилась в результате? А сейчас листовки повсюду, подстрекают население ненавидеть голландцев. Печально! Среди этой недружелюбности и взаимного недоверия как еще могли жители Нового Амстердама воспринять приход четырех английских военных кораблей?

Лицо озарилось сухой улыбкой. Словно солнечный луч упал на айсберг, растапливая лед.

Но сегодня, в эту самую ночь, прибыло из Амстердама сообщение. От Вест-Индской компании, управляющей Новым Амстердамом. Желанные новости! Эти английские суда не замысливают воинственность. Ибо Амстердам получил заверения от английского посла в Гааге, лорда Даунинга, того самого, чья подпись стоит под вашим приказом. Английские корабли собираются инспектировать колонии Новой Англии. Они зайдут в Новый Амстердам в знак дружбы. Знаки дружбы — это очень важно. Последняя война между нашими странами началась из-за того, что наш адмирал Тромп не приспустил флаг, приветствуя один из ваших кораблей в Узких Морях. И вот что из этого вышло!

Старина Петрус продолжал, и солнце все растапливало айсберг. Он выразил глубокие сожаления по поводу приема, оказанного Балти и Ханксу. Он надеется, что они отнесутся к этому с пониманием. И простят. Когда между двумя великими странами, такими как наши, возникают трения, неприятности неизбежны. Но будем мудры, и, возможно, тогда мы в конце концов поймем, что в мире достаточно места для двух великих наций. Да?

Весьма элегантная, хотя и пространная речь. Балти был впечатлен. Не говоря уже — испытал облегчение.

Воцарилась тишина. Старина Петрус смотрел на пришельцев — загадочный, непроницаемый. Балти запаниковал. Неужели старик ждет от него ответной речи? О боже! Ну что ж…

Балти сказал, что он, разумеется, понимает. Подобные вещи случаются. Голландцы славятся своим гостеприимством во всем мире. Он чрезвычайно рад, что все это было лишь… недоразумение. Как хорошо! Как прекрасно! А теперь все уладилось. Какое наслаждение — находиться в светлейшем губернаторском присутствии! Пред очами величественной персоны…

Ханкс подавил стон.

Балти не сдавался.

Как прекрасно, что теперь он может вернуться (он сделал упор на слова «теперь» и «вернуться») в Англию и сообщить Его Величеству Карлу Второму, королю Англии, Ирландии (и прочая, и прочая), что Новыми Нидерландами правит подлинно, истинно мудрый и добродетельный человек, который… который желает гармоничных отношений между двумя странами… (и так далее и тому подобное).

Балти закончил речь поклоном и взмахом обеих рук — таким затейливым, что казалось, он отбивается от летучих мышей, нападающих на него симметрично с двух сторон.

Вновь воцарилась тишина. Время остановилось, как на картине минхера Вермеера, где свет косо падает через окно.