– Вы, эсселин, оказались в очень щекотливом положении, и лучше, если рядом с вами всегда будет находиться женщина.
Где ж ты была, женщина, когда я вчера любезничала с твоим хозяином? Неженатым, между прочим, мужчиной. После этой мысли захотелось накрыть голову подушкой, а потом хорошенько стукнуться ею о колонну балдахина. Головой, а не подушкой. Последняя не заслужила столь варварского с ней обращения, а вот встряхнуть содержимое первой будет полезно.
Нет, я не жалела о содеянном. Уж лучше быть беглой рабыней, чем просто рабыней. Вот только сомневаюсь, что его льдистость, в случае если сила благополучно привяжется к Фьярриному телу, милосердно отпустит мою душу. На Землю. Может статься, отправит в какое-нибудь другое место. Банально упокоит на веки вечные. Пусть даже и обещал, что не пострадаю. Но то было до того, как сбежала. А что произойдет при следующей встрече со Скальде…
Брр! Даже думать об этом страшно. А начинать день с пугалок – вредно и энергозатратно. Лучше начнем его с чего-нибудь приятного, например, с завтрака. И пока больше не будем, даже на секундочку, вспоминать о драконотиране.
– Значит, прогулка по замку! – изобразила я то, чего Гритте так недоставало – улыбку.
Пусть ходит хвостиком, мне что, жалко? Тем более место незнакомое, и я буду только рада экскурсоводу.
Служанка отправилась за завтраком, а я, увязая босыми ступнями в густом ворсе ковра, приблизилась к окну. Было уже позднее утро. По крайней мере, солнце светило высоко в небе, выбеливая воду, разбрасывая по безмятежной глади моря бриллиантовые россыпи света. Огромные валуны, омываемые волнами, тоже сверкали, как будто покрытые черным глянцем. И где-то высоко в лазоревом чистом небе пронзительно кричали чайки.
Распахнув окно, с наслаждением вдохнула соленый, напоенный морской прохладой воздух. Хорошо!
Не дожидаясь возвращения Гритты, сама оделась во вчерашнее платье. Умылась, поплескав водой в лицо из медного тазика, и, кое-как расчесав спутавшиеся за ночь волосы, заплела их в косу. Служанке оставалось только помочь со шнуровкой платья, а потом смотреть, как угощаюсь теплым хлебом с сыром и вяленым мясом и запиваю всю эту вкуснотень ароматным травяным отваром.
– Гритта, надеюсь, я вас ни от каких важных дел не отрываю?
– Не отрываете, – эхом отозвалась женщина и распахнула передо мною двери, пропуская в сумрачный коридор.
Она ни разу не назвала меня лучезарностью. То ли не знала, кто я такая, то ли Адельмар велел не напоминать гостье о титуле, который она, я то бишь, носила номинально.
Салейм оказался небольшой и довольно молодой крепостью. Три века с хвостиком – это не возраст для замка.
– Его построил прапрапрапрадед эррола Адельмара, князь Идрис, – следуя за мною тенью, монотонно вещала служанка. – Для юной алианы Аванейр, на которой женился против воли ее родителей. И, кажется, против воли самой девушки.
– Этот Идрис был драконом?
Я медленно шла по коридору, кончиками пальцев касаясь шероховатого камня – безмолвного свидетеля истории, о которой сейчас рассказывала служанка.
– Огненным, – кивнула она. – Князь любил алиану, а может, просто желал ее. Вот только их семьи враждовали (уже и не вспомнить, что послужило причиной той давней распри), и Аванейр стала невестой близкого друга эррола Талврина, герцога Гаррона. А в будущем, победив на отборе, должна была стать его ари. Идрис не отступил и не сдался. Вынудил друга отдать ему алиану и укрылся вместе с ней в Салейме.
– То есть как так – вынудил? Просто взял и потребовал для себя девушку? И что, друг согласился?
– Не согласился, был вынужден отпустить Аванейр. Однажды князь спас Гаррону жизнь и имел полное право потребовать у герцога взамен самое дорогое, что у него было. Родовой замок, земли, богатства… Но выбрал алиану.
«По-моему, это уже какая-то новая степень драконьего свинства», – подумала я про себя, а вслух спросила:
– И что же Аванейр? Полюбила? Смирилась?
Длинный коридор, которому, казалось, не будет конца, привел нас в просторный зал. Пустынный, пронизанный лучами солнца – в нем голоса разбивались на эхо, а из окон высотой в два моих роста открывался потрясающий вид на море. Стена напротив пестрела портретами. Большими, в тяжелом резном обрамлении – с изображениями глав рода. И помельче, в изящных рамах – их прекрасных избранниц.
– Вон она, Аванейр, – указала Гритта на одну из картин, на которой была изображена юная девушка, смутно похожая на Ариэллу.
Такое же открытое лицо с нежными чертами. Чувственные губы, персикового оттенка кожа. Золотисто-каштановые кудри спрятаны под бриллиантовой сеткой, поблескивавшей в пламени нарисованных свечей. А вот глаза, теплые, каре-зеленые, не блестели… Не было в них жизненного огня моей подруги. Только тоска, только грусть смирившегося со своей участью, сломленного существа.