Оля

– Ты ведь не оставишь меня? – спросил Виктор Петрович.

Слезы фонтаном брызнули из моих глаз. Пришлось взять со стола салфетку.

– Ну, не переживай ты так, моя хорошая. Я же не переживаю.

Честно говоря, я этого не понимала. Я не понимала, как он может быть так спокоен!

– Почему? – спросила я, вытерев глаза и высморкавшись.

Виктор Петрович задумался.

– Знаешь, я не боюсь смерти как таковой. Я знаю, что это не конец, а всего лишь переход в какое-то иное состояние. Ты же помнишь, что душа наша вечная и умереть не может?

Я кивнула.

– Ну вот. Поэтому мне и не страшно. Правда, я очень боюсь боли, – признался он. – Вот этого я действительно боюсь.

Я погладила его по руке. Она была сухая и горячая.

– Виктор Петрович, почему Вы не боретесь? – решилась я спросить. – Разве Вам не хочется жить?

– А зачем? – в свою очередь спросил меня он.

Как это зачем?! У меня в голове вертелась тысяча ответов на этот вопрос.

– Видишь ли, по большому счету мне не для чего жить. Да и не для кого.

От возмущения у меня даже слезы высохли.

– Подожди, не перебивай меня, – попросил Виктор Петрович, и я проглотила возражения. – Все свои силы, всю энергию я отдавал работе. Я любил не людей, а свое дело, и оно отвечало мне взаимностью. Я достиг всего, о чем мечтал. И даже того, о чем и не мечтал. Конечно, нет предела совершенству – можно было бы расти и дальше, но зачем? Да, моя работа принесла мне немало волнующих мгновений. Были взлеты, были падения. И чем больнее я ударялся о землю, тем слаще потом был вкус победы. И я был счастлив. Я даже думал, что это и есть счастье.

Он замолчал.

– А сейчас? – спросила я после паузы.

– Сейчас я смотрю вокруг себя и не вижу ничего. И никого.

– Неправда, – возразила я. – А как же Ваша семья? Вы нужны им.

– Увы, им нужен не я, – вздохнул Виктор Петрович. – И, боюсь, мне некого в этом винить, кроме себя.

– Вы ошибаетесь, – не сдавалась я. – Ваша дочь любит Вас.

– Светлана? Нет, моя хорошая, это ты ошибаешься. Она ненавидит меня и никогда не простит.

– Почему же она приезжает сюда каждую неделю?

– Чтобы напомнить о себе и убедиться, что ее позиции в этом доме не пошатнулись. А заодно выпросить немного денег.

Я рассердилась.

– Вот в этом Вы весь! Недоверчивый и подозрительный. Почему Вы не даете ей шанса?

Виктор Петрович вздохнул.

– Оленька, ты очень наивна. Люди не такие, какими тебе кажутся.

– Люди такие, какими мы их делаем.

– Максималистка, – улыбнулся он. – Ладно, не буду с тобой спорить. На самом деле я, конечно, очень виноват перед ней.

– Вот и скажите ей об этом!

– Может быть… Я подумаю…

Он устал.

Я спохватилась – Виктору Петровичу давно пора спать. Пожелала ему спокойной ночи, выключила свет и бесшумно вышла из комнаты.

…

Виктор Петрович плохо спал ночью и только-только задремал после завтрака. В кабинете было жарко, и я оставила дверь в коридор открытой.

В гостиной зазвонил телефон. Он звонил долго и настойчиво, но трубку никто не брал.

Где была Элеонора Константиновна, я не знала. Фима гремела кастрюлями на кухне, а Римма Сергеевна затеяла стирку – обе ничего не слышали. Я начала бояться, что телефон разбудит Виктора Петровича, и решила сама взять трубку. Вышла в коридор, закрыв за собой дверь, и только стала спускаться по лестнице, как звонки прекратились.

Постояв в нерешительности несколько секунд, я развернулась и пошла назад. В этот момент телефон зазвонил снова.

Ничего не поделать, придется спуститься.

– Алло! Кто это? – спросила Элеонора Константиновна, подняв трубку.

Я замерла на ступеньке.

– Кто вам дал этот номер?.. Нет, нам не о чем с вами разговаривать… – ее голос звенел от напряжения. – И не подумаю… Нет, я ничего вам не дам… Вы не посмеете это сделать!

И она швырнула трубку. Постояла несколько мгновений, затем круто развернулась и пошла в направлении столовой.

Все произошло так быстро, что я опомнилась, только когда она вышла из гостиной. Я не собиралась подслушивать, но так получилось.

…

– Эля, мне нужен нотариус, – слабым голосом сказал Виктор Петрович. – Позвони Садовникову.

Его всю ночь терзала боль. Лекарства уже не помогали. Мы перешли на наркотики.

Элеонора Константиновна стояла в дверях, собираясь уходить, но при этих словах резко обернулась.

– Зачем?

Она напряженно вглядывалась в осунувшееся лицо мужа.

– Не спрашивай. Просто сделай.

Не думаю, что он хотел обидеть ее. Это он от боли говорил так кратко и резко. Но все же его слова задели ее.

Элеонора Константиновна опустила голову и молча вышла из комнаты.

Я не знала, как мне облегчить его мучения. Примерно через час меня осенило, и я позвонила Суркову.

– Привет! Ты где?

– На обходе. Можешь перезвонить попозже?

– Нет, давай сейчас, я быстро. Помнишь, ты как-то давал мне книгу Милтона Эриксона?

– Помню. И что?

– Привези мне ее, пожалуйста.

– Хорошо. Только не сегодня.

– А когда?

– Давай завтра. Ближе к ночи. Идет?

– Идет.

Идея заключалась в том, чтобы попытаться избавить Виктора Петровича от болей с помощью гипноза, применив технику рассеивания. Эриксон с успехом использовал этот метод для облегчения состояния больных даже в самых тяжелых случаях. В том числе и при онкологии.