К счастью, ей не приходилось видеть лица родственников пропавших без вести. Когда несчастные появлялись в офисе, чтобы полистать папку с документами, Грасиела или Мария Лаура просили ее у Мечи и передавали родственникам. То же самое происходило, когда люди посещали Центр, чтобы сообщить новую информацию: они оставляли данные одной из двух сотрудниц, которые затем передавали все Мечи. А она добавляла данные в свою папку, точнее, папки — цифровую и обычную бумажную. Порой, когда Грасиела и Мария Лаура долго болтали на личные темы или отправлялись перекусить и задерживались, Мечи открывала папки и фантазировала о судьбе детишек. У нее даже хранилась отдельная картотека с расследованными делами нашедшихся. В большинстве своем это почти всегда были подростки, и чаще всего — девочки: они говорили родителям, что идут на танцульки, а домой не возвращались. К примеру, Джессика. Она жила в Пьедрабуэне и Чилаверте, Вилья-Лугано. Судя по фотографиям — в небольшом доме с грязно-белым фасадом, молчавшем о том, что происходит внутри. Шестеро мальчиков, мать-одиночка и комната Джессики с кирпичными стенами без штукатурки, с поролоновым матрасом на досках (кровати как таковой не было). Стены со стороны Джессики — она делила комнату с двумя братьями — украшены фотографиями певца Гилле, ее героя. Снимки Гилле, вырванные из журналов, или более-менее уцелевшие постеры, были покрыты розовыми следами поцелуев и страстными признаниями в любви, начертанными красным маркером. Джессика обычно тусовалась с другими девчонками на площади Южной Америки, недавно отреставрированной, с новыми металлическими скамейками (чтобы долго не засиживались или, не дай бог, не решились здесь заночевать) и полицейским на страже. Про Джессику говорили, что она тихоня, ее ни разу не видели курящей даже обычные сигареты. Но однажды она исчезла, и семья в отчаянии бросилась прочесывать окрестности и распространять листовки. Ксерокопии формата А4 с фотографией Джессики оставили прежде всего на стоянках такси, потому что водители обычно знают всех. Джессика объявилась спустя два месяца, и выяснилось, что она осталась у подружки после ссоры с матерью, накричавшей на нее: «Если будешь продолжать в том же духе, я отправлю тебя в Комодоро-Ривадавия». Там жил отец девочки. Когда Джессика нашлась, Мечи рассмотрела ее фотографию: крашенная в бордовый цвет челка, подведенные черным глаза, блестящие губы, серьги в форме скрипичных ключей… И подумала, что стоило бы сказать этой четырнадцатилетней девочке: несомненно, в городе Комодоро-Ривадавия ей было бы гораздо лучше, чем в Вилья-Лугано; возможно, отец по крайней мере купил бы ей кровать, не похожую на огромную губку. Однако Джессика предпочитала оставаться в столице, потому что могла ходить на концерты Гилле в любое время, а Гилле никогда не гастролировал в Патагонии.
Таких, как Джессика, было немало, потому что большинство пропавших детей — девочки-подростки. Одни уезжали с парнем постарше, другие — напугавшись внезапной беременности. Третьи бежали от пьяницы-отца, от отчима, насиловавшего на рассвете, от брата, который мастурбировал за спиной ночью. Четвертые шли играть в боулинг, напивались и терялись на пару дней, а потом боялись возвращаться. Встречались и безумные, якобы слышавшие щелчок в голове в тот день, когда прекращали принимать лекарства. А похищенные девушки плутали в сетях проституции и больше так и не появлялись, или же представали убийцами своих похитителей, самоубийцами на границе с Парагваем, или расчлененными в каком-нибудь отеле Мар-дель-Платы.