Операция "Эдемский сад" (СИ)

Варгас всматривалась в игру света и тени на его грубом лице, разделенном напополам бородой и скрывающимся под спадающими прядями волос, и думала над тем, почему на самом деле решила сегодня сюда прийти. Почему она выбрала поздний вечер и запустение офиса, чтобы постучаться в эту дверь. Софи не знала, но точно чувствовала, что ей ещё нужно было что-то сказать. Подсознание твердило, что её интересовал не совсем Саглам.

— Это из-за Кабула? — спросила она спустя несколько минут молчаливого созерцания. Хортон замер и посмотрел на неё исподлобья, не поднимая головы. Что-то в его выражении померещилось Софи затравленным, испытывающим физическую боль, будто она задела по-настоящему живое. Никогда в 2005-м в склоках и вываливании грязи друг на друга, в нескольких проведенных в ласке ночах она не обнаруживала в Джайлзе чего-то уязвимого. Это видение длилось всего несколько секунд, а затем Хортон скривил губы, качнул головой и вернулся к перебиранию коробки.

— Иди домой, Варгас, — сказал он глухо, но она упрямо осталась стоять. Этим поздним вечером что-то невнятное внутри неё самой или вот этот взгляд Хортона извне пробудило в ней стыд за её задиристость последних дней. Всю свою жизнь Софи имела оправдание проявляющимся у неё упрямстве, заносчивости и порой грубости — она боролась за своё место в кругах, не принимающих молодых низкорослых женщин. Но последние десять дней ей не нужно было доказывать свою состоятельность как профессионала, она была увлечена только необоснованной травлей человека, которого прежде своеобразно уважала. И от которого теперь в некотором роде зависела.

— Давай выпьем, — предложила она, перешагнув через Вы и сэр, которыми бомбардировала Хортона с момента его появления.

Не поднимая головы, он повторил:

— Иди домой.

И в этот раз она послушалась. Она вернулась за свой стол, выключила компьютер и свет, подхватила свою сумку, вышла из офиса, спустилась в гараж и в полной тишине — не включая радио и не опуская стекол, чтобы в салон затекал ветер и шум города — поехала к себе. У двери подъезда привычным пушистым черно-белым комком её ждала кошка.

Животное прибилось к Варгас почти сразу после того, как она въехала в этот многоквартирный дом. Оно неизменно приходило под подъезд и настойчиво скреблось в двери, бежало Софи навстречу и приветственно ей мяукало. Она не знала, почему кошка выбрала именно этот подъезд и саму Варгас, но постепенно стала её подкармливать, а когда в её первую зиму в Анкаре ударили сильные морозы и пошел снег, Софи стало жалко животное, и она стала пускать её к себе переночевать. За четыре года у них выработалось такое взаимодействие: утром Софи кормила кошку у себя дома и, уходя на работу, выпускала её на улицу, а возвращаясь, впускала её к себе и вместе с ней ужинала. Варгас не знала, чем занималась кошка днём и где обедала, и даже не утруждала себя придумыванием ей клички — так повелось, что это была просто кошка, которую она подкармливала. Черно-белый комок, удивительно чистоплотный и не проблемный, как на уличную кошку, был спутником всех одиноких вечеров Софи. Она ластилась, мурчала, запрыгивала на колени, дремала на полу в ванной, пока Варгас принимала душ.

— Привет, — сказала кошке Софи, подходя и отыскивая в кармане ключ. Её царапнуло какое-то неясное разочарование. Она была рада кошке, но ощущала, — очень отчетливо, как почти никогда — что сегодня нуждалась в компании человека. Оставаться одной Варгас очень не хотелось.

Это был тяжелый вечер, и он был тяжелым каждый раз последние пять лет. 7 августа было днём рождения Софи, сегодня ей исполнялось тридцать три, и само по себе это было незначительным. Варгас никогда не считала это праздником и никогда его не отмечала. В детстве у её родителей не было денег на подарки, торты и угощения для гостей — Софи поняла это уже в отрочестве, и тогда же приняла, что вопреки всеобщим традициям сама и не нуждалась в праздновании, что она привыкла воспринимать 7 августа обычным днём.

Но 7 августа 2010 к ней в Дамаск, где Софи тогда временно работала, позвонил с поздравлениями папа. Его голос звучал глухо и подавленно, а когда, поблагодарив за теплые слова, Софи попросила передать трубку маме, отец заплакал. Тем вечером своего дня рождения Варгас узнала, что та, которая подарила ей жизнь и вырастила в любви и заботе, умерла. И худшее состояло в том, что мамы не стало тремя неделями ранее, но отец не мог связаться с Софи, а она сама находила себя слишком занятой работой, чтобы ему позвонить.

И каждого последующего 7 августа Варгас было исключительно тошно и одиноко. Вот почему она поперлась к чертовому Джайлзу Хортону — ей хотелось компании кого-то, кого она знала. Потому же Софи вместо ключей достала мобильный телефон и набрала номер Блэйка.

— Да, птичка? — ответил он с отдышкой.

— Привет, Фер. Ты… занят?

— Заканчиваю тренировку, а что? Что-то случилось?

— Какие планы после тренировки?

— Никаких.

— Тогда давай выпьем.

***